Любовники и лжецы. Книга 2

В его разгоряченном сознании проносились мимолетные образы, вспыхивали, распадаясь на искры, язычки злого пламени. Ему до сих пор не было доподлинно известно, что произошло прошлым вечером между Джини и Хоторном, и, кажется, он уже никогда в жизни не сможет узнать или понять этого. Перед его мысленным взором вставал Хоторн, бесстыдно прикасающийся к Джини. Паскаль отчетливо представил, как он трогал или мог трогать ее, и это было хуже всякой пытки. Потом представилась Джини, отвечающая на ласки Хоторна, но стыдящаяся этого и не желающая признаться в этом ни самой себе, ни Паскалю. Если вчера все обстояло именно так, а сегодня вечером встреча повторилась, то разве она не ответит на его ласки снова?

Джини в рука другого – эта картина вырисовывалась особенно контрастно, как молнией, озаренная болью. Хоторн прикасался к ее грудям и раздвигал ее нога. Паскаль затряс головой, чтобы отогнать это проклятое видение.

Джини была для него очень близким человеком. Эту близость хранила каждая часть его тела. И каждая частичка ее тела принадлежала ему. Не только его сердце, его глаза и уши, но и руки, гениталии, губы помнили ее любовь и ласки. «Стоп!» – говорил он самому себе, однако его воображение никак не унималось. Молнии продолжали выхватывать из тьмы сознания один знакомый образ за другим: выражение ее глаз, перед тем как он входит в нее, ее лицо, застывшее после этого в экстазе, ее тело, поднимающееся, чтобы слиться с его плотью, ее рот, расслабленно приоткрывающийся, когда он замедляет ритм, ее слепая, дикая одержимость, передающаяся ему, знающему, что после одного-двух движений она не выдержит и кончит. Все эти жесты, движения, прикосновения он считал теперь принадлежащими только ему и никому больше. Даже мимолетное воспоминание об этих интимных подробностях будило в нем ненасытное желание. Повернувшись лицом к стене, он за одну секунду вспомнил влажные пряди ее волос, соленый вкус ее груди и ту отчетливость, с которой в ее серых глазах читалось потрясение всякий раз, когда он входил в нее. Эти расширявшиеся глаза особенно возбуждали его.

У нее была особая манера двигаться, целоваться, всегда находились какие-то свои, особые слова. И Паскаль чувствовал себя исключительным собственником всего этого. Его не волновало, сколько любовников у нее было до него, кем они были и какие слова она говорила им. Эти мужчины из ее прошлого казались ему такими же далекими и призрачными, как и женщины, бывшие в его собственной жизни. И ему никогда, ни на секунду не приходило в голову, что те мужчины обладали ею точно так же, как и он. Но рано или поздно прозрение должно было наступить, и он вдруг с жестокой отчетливостью увидел крах своих иллюзий, поняв, какую злую шутку сыграло с ним его воображение.

Теперь – вспышка за вспышкой – перед его глазами высвечивались Джини с Хоторном вчера, Джини с Хоторном сегодня. И те же слова, те же прикосновения она точно так же, как и Паскалю, дарила другому. А этим другим был Хоторн.

Если это было ревностью, то такого приступа ему не доводилось испытать еще ни разу в жизни. Ощущение было такое, будто кто-то пропускал сквозь его тело ток, вонзая к тому же раз за разом нож то в сердце, то в пах. От эпизодов, которые ему услужливо подсовывало воображение, охватывал одновременно стыд и ужас. Все эти видения были злыми, нежеланными пришельцами, но у него не было сил противостоять им. Заставив себя остановиться, он огляделся по сторонам и увидел, что стоит на кухне, которая, как и все в этом доме, внушала ему отвращение. Было очень тихо. Паскаль невидящим взглядом уставился на гладкие панели кухонной мебели, сияющие больничной белизной, раковину и кран, поблескивающие хромом. Ему пришлось совершить насилие над собственным разумом, заставив себя рассматривать все эти детали, не имевшие для него ни малейшего значения. Взгляд бездумно фиксировал форму полок, ассортимент посуды: вот чашка, вот белая тарелка, вот нож, а вот ложки…

Постепенно Паскалю удалось успокоиться, кошмары, рожденные ревностью, отступили. Ему показалось, что он предает Джини, позволяя себе думать о ней такое. «Мое воображение лжет мне, – пришла в голову новая мысль. – Хоть бы она в самом деле приехала этим последним поездом». И тут же, проявив внезапную собранность, он резко повернулся на месте, чтобы прислушаться к звуку, донесшемуся с улицы. Паскаль вбежал в прихожую. Чуткий слух не подвел его. Теперь он явственно расслышал характерное пыхтение лондонского такси. Машина только что подъехала, ее мотор урчал на холостом ходу.