Любовники и лжецы. Книга 2

А знаете ли вы, с кем он провел эти шесть месяцев? С друзьями своей матери, с которыми та никогда не поддерживала близких отношений. Речь идет о семье Гренвилль. Лиз доводится им дальней родственницей. Я же состою с ними в гораздо более тесном родстве. Они мои кузены, и я часто их навещаю. Именно у них я впервые повстречался с Джеймсом Макмалленом – их любезным другом, молодым англичанином, восстанавливавшим силы после какой-то не совсем понятной болезни. Наша первая встреча произошла в их доме в 1972 году. Тогда же с ним познакомилась и Лиз. Они с Макмалленом стали близкими друзьями, сохранив дружбу и в дальнейшем. Оба они одинаково увлекались искусством и пылали любовью к Италии. Я подозревал, что Макмаллен немножко влюблен в нее. Что же касается Лиз, то ее всегда забавляла его собачья преданность. Мы с ней постоянно шутили на эту тему, поддразнивая друг друга. Однажды он и в самом деле сделал ей предложение. Во всяком случае, она так мне говорила.

Его взгляд стал сосредоточенным.

– Оглядываясь назад, я полагаю, что не сразу распознал то значение, которым были наполнены и эта встреча, и продолжавшиеся контакты Макмаллена с Лиз. Наверное, он действительно любит ее какой-то странной любовью, но в то же время готов использовать ее в своих целях. Через Лиз он не прерывает связи и со мной. Он уверен, что, используя Лиз и ее болезнь, наконец сумеет меня раздавить. Целых двадцать пять лет он добивается этого. Воистину, месть тем более сладка, чем дольше ее готовишь.

Говоря это, он резко взмахнул рукой и отвернулся, снова уставившись в огонь. Глядя на его бледный, напряженный профиль, Джини подумала: «А все же я была права». Не исключено, что именно сейчас Хоторн раскрыл перед ней ту деталь, которой до сих пор недоставало в ее логических построениях. Макмаллен тщательно обходил эту деталь стороной. Однако суть того, что только что поведал Хоторн, сама Джини ранее уже высказывала Макмаллену в виде предположения. Последнее слово, разрушающее остатки сомнений, оставалось за ее отцом, и он не замедлил высказаться.

– Да будет тебе, Джини! – Отпив большой глоток бурбона, он поставил бокал рядом, громко хлопнув донышком о стол. – Не прикидывайся дурочкой. Здесь же ясно видна определенная логика. Этот парень долгое время носит в душе обиду. А тут моя книга выходит, да еще Лиз с ее болезнью и бредовыми фантазиями относительно Джона – во всем этом он увидел подходящую возможность осуществить свой давний замысел. Вот он и готовится к решающему броску. На сей раз, обращаясь в газету, он предусмотрительно заготовил совершенно иную историю: сексуальный скандал вокруг выдающейся личности, американского политика, у которого – уж ты, ради Бога, поверь мне – с этим все абсолютно чисто. И кто же клюет на эту наживку? Ты, Джини. Ты вместе с этим подонком Ламартином.

Он отвернулся, передернувшись от отвращения. Потом, невзирая на протесты Мэри, набулькал себе еще бокал бурбона. Джини ничего не успела ответить, когда отец разъяренно вскинул руки.

– Уж лучше ты, Джон, разговаривай с ней, – вскричал он. – Я уже сыт по горло. Может, тебе удастся втолковать ей, что к чему. А я сдаюсь. Я знаю, что означает это ослиное выражение у нее на лице: она меня и слушать не желает. Сам с ней говори.

– Хорошо. – Хоторн тоже поставил свой стакан с виски и встал вполоборота, чтобы лучше видеть Джини. – Я скажу. Не знаю точно, какую именно ложь Макмаллен пустил в ход на сей раз, однако имею на этот счет довольно ясное представление. Кстати, ему даже нет нужды выдумывать все эти истории, разве что приукрасить кое-что. Он получает их в готовом виде от Лиз. Потому что Лиз сгорает от ревности – Мэри была свидетелем этого. Ревность разрывает ей душу. Она воображает, что у меня полно других женщин, что все свободное время я провожу в любовных интрижках. Она видит моих любовниц во всех особах женского пола, с которыми мне приходится иметь дело по службе. И что бы я ни говорил, что бы ни делал, ничто не может разубедить ее. А Макмаллен только подливает масла в огонь, причем особую активность в этом деле, насколько мне известно, проявляет с лета прошлого года.

Внезапно его жестикуляция стала ожесточенной.

– Вот какой это человек! Он намерен воспользоваться болезнью моей жены, но я не намерен более терпеть. Все это ложь – ложь от начала до конца! Я люблю мою жену, а что касается Макмаллена, то это мой собственный грех, которому нет прощения. Если, конечно, не ставить мне в вину то, что я женился на Лиз. Через десять лет после того, как она отказала ему – и правильно сделала.

Хоторн резко оборвал свою взволнованную речь и заглянул Джини в глаза.