– Жаль, а то ее можно было бы подпортить…
– А как?
– Да хоть лобовое стекло белой эмалью залить. Дела-то на минуту, а не поедешь… Вроде все. Форы будет минут пять, не больше. Но мне хватит. Больше ничего придумать не могу.
– Спасибо. – Марина постаралась, чтобы в этом слове не прозвучали чувства, обуревавшие ее, – возбуждение, надежда, благодарность. «Кто сделал бы для меня такое? – подумала она, вешая трубку. – А ведь мы и виделись-то всего раз…»
Теперь она постаралась сделать как можно более равнодушное лицо. Делон, забеспокоился.
– Ну все, наболтались! – Он выдернул телефонный шнур из розетки. – Что я, каждый раз вам за телефонистку буду?!
– Думаешь, она мне самой не надоела? – огрызнулась Марина в ответ.
– Что ж ты с ней болтала?
– А что делать, если она навязывается?
Марина плюхнулась в кресло и закинула ногу на ногу, стараясь сдержать бившую дрожь. Она взглянула на часы. Половина восьмого… Какой долгий день! Она закрыла глаза и попыталась восстановить в памяти лестничную клетку, куда выходила дверь квартиры. Секция из трех квартир, заканчивающаяся дверью, которая ведет в закуток к лифтам. Убегая, можно еще что-нибудь засунуть в дверные ручки, заблокировав выход к лифту. Слава Богу, ручки эти не круглые, самые обыкновенные, туда спокойно войдет неширокая дощечка. Света наверняка чем-нибудь таким запасется, раз собирается блокировать двери. Конечно, дощечка вылетит после двух-трех ударов изнутри, но все же еще минута-другая будет выиграна… Главное – выскочить из квартиры, а там-то все будет в порядке! Сработает еще эффект неожиданности…
Марина снова взглянула на часы. Как медленно двигалась стрелка! Она запретила себе смотреть на них, чтобы не нервничать зря. Надо было подготовить Делона к появлению горничной. «Кто же эта женщина? – подумала она. – Почему она идет ради незнакомого человека на такой риск?»
Ей захотелось побыть в одиночестве, чтобы обдумать свои дальнейшие действия. Она встала и пошла на кухню. Вслед за ней неожиданно двинулся Делон, и она чертыхнулась про себя. Однако ей пришлось взять себя в руки. «Это, судя по всему, невероятно самовлюбленный и избалованный тип, – подумала она. – Надо быть с ним самим очарованием и всячески изображать, что я без ума от его рожи… Может, это его умаслит… А то, пожалуй, запретит мне даже к двери подойти…»
Она устремила на Делона умильный взгляд, который, однако, пропал впустую.
– Кофе свари! – потребовал обольщаемый красавец, опускаясь на табуретку.
Она покорно взялась варить кофе, пытаясь понять, почему ее попытка не удалась. «Может, он так привык к подобным взглядам, что не обращает на них больше внимания? Может, ему и в голову не приходит, что женщина может смотреть на него как-нибудь еще? Но что же мне тогда делать? Пойти от обратного и дать ему по морде? Ох, я бы с радостью…»
Делон тем временем, вряд ли подозревая, какие планы строятся насчет него, лениво очищал от скорлупы уцелевшее от ужина яйцо. Потом целиком отправил его в рот. Марина снова поразилась несоответствию его франтоватого вида и вульгарных манер. Она налила кофе и поставила чашку перед ним. Он снова занялся исследованием холодильника. Достал начатый пакет молока, поморщился, поставил обратно и достал целый. Вскрыл его, долил в кофе и жадно отхлебнул.
Она с ненавистью прислушивалась к его чавканью. На миг ей вспомнилась Лена. «Он ведь был ее любовником, – подумала она. – Да, такой, пожалуй, в ее вкусе. С таким не стыдно показаться в шикарном ресторане, а чавкает он или нет – дело десятое…» Она попыталась представить их рядом. Оба красивые, щеголеватые, самовлюбленные. Оба – холодные как льдышки в отношении всего, кроме самих себя. Изумительная пара!
Все это время она прислушивалась, не подъедет ли к дому машина. Но, судя по звукам, уже три или четыре машины въехали во двор и покинули его, а был ли среди них серебристый «вольво» – она по звуку определить не могла. А выглядывать в окно не решалась, боясь вызвать подозрения Делона. Она все выбирала момент, когда можно будет небрежным тоном завести речь о горничной, но ей казалось, что Делон сразу воспримет эту новость в штыки. «Вот сейчас сожрет он эту плюшку, и скажу… – говорила она себе. – Говорят, когда животное жрет, его трогать нельзя…»