Любовники по наследству

– Да так… За чужие грехи расплатилась… Своих, правда, тоже хватало… Молодая была, глупая… Как вспомню себя – противно становится: дура была, прости Господи! Личиком вышла, а мозгами нет. Они уж позже появились, когда я в больнице лежала. Все думала, думала… Впервые думать начала. Можно сказать, заново родилась. А сначала повеситься хотела – кто, думала, на меня такую посмотрит. И верно, не смотрят… Издали-то смотрели, а ближе подойдут – хана! Не могла же я, не раздеваясь… – Тамара глухо засмеялась. – А потом поняла: если на тебя не смотрят, сделай так, чтобы не тебя выбирали, а ты выбирала. Силу надо иметь, для всего на этом свете силу надо… Счастье оно глупое… Я его не уважаю, и счастливчиков – тоже. Их век короткий. А вот кто из дерьма сам выполз – тот человек! С таким я поговорю. – Она вздохнула. – А вот он, – она имела в виду Делона, – тот самый счастливчик. Случись что – конец ему. Я глаза закрою – он пропадет. Одну глупость от меня перенял… Хотя родила я его уже после… Чуть не умерла!

– А… чем это?

Марина осматривала покрасневшую от массажа спину.

– Бульоном.

– Чем?!

– Бульоном, говорю. Бульон кипит, я лежу на полу. Руки-ноги связаны, в чем мать родила… И льют мне его понемножку на спину. Сначала на целую, потом уже на ошпаренную… Да не сразу, понемножку, тонкой струйкой, чтобы я сразу концы не отдала. Помереть в такой позиции трудно, разве что сердце откажет. А у меня, как на грех, сердце молодое было, здоровое. И дурное! Из-за него-то ведь и пострадала…

«С трудом поверю», – подумала Марина, снова берясь за массаж.

– Я ведь парикмахер профессиональный, – продолжала Тамара. – Хотя сейчас уже работать не могу, какая там работа! Да и незачем. Была молоденькая, шустрая… В парикмахерской работала, гроши получала. На жизнь не хватало. Ни отца, ни матери. То есть были, да ну их! Лучше никаких, чем такие! Так и говорила всем, что сирота. Бывало, еще и пожалеет кто… – Тамара злобно засмеялась. – Добрых людей много, на всех найдется… На меня тоже нашелся добрый человек – баба одна, из нашего салона. «Что ты, – говорит, – за копейки бьешься? Могу тебе на дому клиента найти. По высшему разряду! Придешь, причешешь, получишь деньги». Я, конечно, согласилась, что ж тут такого. Ну и нашла она мне… Бабу такую пышную, из торговли… Тогда времена такие были, она пряталась, не слишком выставлялась… А все же потихоньку шиковала – шубку там ей привезут из-за бугра, сапожки – блеск-лак, а золота! Мама моя! Чего только не было! Ну и каждое утро подавай ей прическу. Светская женщина была… Стала я к ней ходить, она вроде ничего, ласково – на, миленькая, тебе денежки! На то! На это! И все бы было хорошо, если бы не мужик ее… Она хоть и красилась-штукатурилась, а рожа – галоша-галошей. А я, уж поверь на слово, когда по улице в своем собачьем пальтишке шла – мужики из окон вываливались… Ну и допрыгалась… Чего, думаю, мне чужие волосы нюхать? Своих рысаков заведу! Мужик не больно видный был, но щедрый… И пел сладко-сладко… «Томочка-Тамарочка, в золоте купаться будешь…» И жениться обещал – дескать, подожди месячишко, разведусь, с делами разберусь… Месячишко за месячишком… Узнала она. Как, черт ее ведает… Пришла я однажды утром причесывать ее. И тут она мне и говорит: пойдем, посмотришь, какие я себе занавески на кухню отхватила – шик! Я всегда не прочь посмотреть, как люди живут, пошла… Пошли мы на кухню, смотрю – занавески те же самые. И тут же хлоп на пол! Повалила она меня, руки за спину завела, на ноги уселась – ни вырваться, ни пикнуть. «Все знаю, – говорит. – Он кобель, а ты… Ты виновата! Увести хотела?» Я разозлилась – это лежа-то на полу! – и говорю «да». Слышу, дышит тяжело. Сильно, значит, любит, – усмехнулась Тамара. – Ну, связала она мне руки, в рот тряпку запихала. Одежку посрывала… Это-то и хорошо оказалось, если бы она меня в одежде обварила – уж точно бы не спасли… Польет немножко и спросит: «Увести, значит, хотела? Ну, теперь черта лысого уведешь!» Ума лишилась баба… Уж не помню, как он вернулся, как они цапались, как меня в больницу увезли… На суде тоже не была. Ей дали-то пять лет, она справку достала, что не в своем уме была… Опять же – ревность, нельзя семью разрушать… Многие про меня говорили – так, мол, ей и надо! Это которые на морду пошершавей! – В голосе Тамары звучала злость. – Я же виновата оказалась. Ну никто не пожалел… Вот тогда у меня мозги и закопошились… Раньше бы мне ими обзавестись… Вот теперь и ползаю по стенке, умная. Все! Сеанс окончен!

Она стряхнула с себя руки Марины и самостоятельно оделась. Повела плечами.

– Вот теперь я человек! Он, пожалуй, похуже твоего массаж делает. Мужик все-таки, что он понимает. – Она вздохнула и посмотрела в зеркало, поправляя волосы. – Прямо жалко будет с тобой расставаться. Ну уж ты не бойся, я тебя в хорошие руки пристрою.