Любовники поневоле

Наконец Дидерик соорудил дымоход, установил печку, и Кэт смогла втащить в проходную комнату свое кресло-качалку, чтобы провести несколько минут в тишине и покое за вязанием, восхищаясь окнами с цветными стеклами. Дети Шона увязались за ней и затеяли игру с камешкам и сосновыми шишками. Кэт вздохнула, покачиваясь в кресле и размышляя о трех дополнительных жильцах, поселившихся в их доме. Приехала долгожданная Колин О'Шонесси, выпускница монастыря Св. Схоластики. Она оказалась невзрачной девицей: бледное личико, светлые волосы; светлые, робкие глаза. Ее выгнали из служанок в Чикаго, потому что она слишком много времени проводила за молитвами. Вместе с Колин явилась Джилли Невин, молодая женщина, настолько яркая и живая, насколько Колин была бледной и робкой. Вслед за ними объявился отец Коннора.

Кэт в изумлении покачала головой, не в силах поверить, что эти двое – отец и сын. Джеймс Коннор Маклод-старший был перекати-поле, странствующий фотограф, чуть меньше ростом и не такого крепкого телосложения, как Коннор, но с такими же густыми волнистыми волосами. Дети, все как один, обожали его, потому что он рассказывал им сказки и пел веселые песенки. Шон-Майкл и Фиба не отходили от него ни на шаг с того момента, как он появился в доме. Даже мать Кэт, казалось, полюбила Джеймса, который ворвался в их жизнь подобно фургону бродячего театра, воскликнув через несколько минут после того, как переступил порог:

– Скажи, мой мальчик, кто эта красивая молодая леди?

– Это Мейв Фицпатрик, мать Кэт, – сухо ответил Коннор. – Мейв, это мой отец, Джеймс.

– Мать взрослой дочери? Не может быть! – Джеймс поцеловал руку Мейв, заставив ее щеки зардеться румянцем, чего Кэт за матерью никогда не замечала. Затем они вдвоем отправились обменивать те спокойной расцветки обои, что Кэт с матерью выбрали раньше, на другие, повеселее. Бог знает, что подумают гости, когда увидят обои, которые отыщет Джеймс. Кэт ожидала, что это будут фигурки менестрелей или арабов на верблюдах; они примутся бродить по стенам ее новой гостиной, совершенно не сочетаясь с цветными стеклами в окнах.

Дженни дулась, потому что не могла пригласить своих друзей-протестантов.

– У нас еще будет много вечеринок, на которые ты сможешь пригласить своих друзей, – пообещала Кэт, – и ты снова наденешь свое самое красивое платье. – Сама Кэт тоже собиралась обновить платье, сшитое специально для этого случая. – Но, Дженни, мама никогда не простит меня, если кто-нибудь из девушек влюбится в протестанта. – Кэт содрогнулась при этой мысли. Каждый вечер перед сном Мейв читала ей лекцию насчет упущения, которое позволило мистеру Бостиху сорвать такой цветок, как Бриджит, с матримониальной лозы Мейв Фицпатрик.

– О, мисс Кэт. – В комнату вбежала Джилли и торопливо спряталась за спинкой кресла Кэт, в то время как долговязый парень с коробкой продуктов из бакалейной лавки робко остановился на пороге. – Это Джимми Дон. Он доставил ваш заказ, мисс Кэт, – хихикнула Джилли и исчезла в гостиной Коннора вместе с последовавшим за ней Джимми Доном, успев на ходу сообщить Кэт: – Я пригласила его на вечеринку, мисс Кэт.

– Джилли! – воскликнула Кэт, испугав детей, игравших у ее ног.

Девушка с виноватым видом подошла к ней.

– Да, мэм.

Кэт подозвала ее поближе и прошептала:

– Он католик?

– О, да, мэм. Я ведь не сошла с ума, чтобы обижать миссис Фицпатрик.

– Думаю, что не сошла, – пробормотала Кэт. Минуту спустя из кухни донесся смех Джилли и ее приятеля, которые проверяли заказанные продукты. В такой ситуации Мейв сказала бы, что Кэт следует подняться с кресла и пойти проследить за ними, но, к счастью, в кухне Коннора находилась Хортенс, а уж она-то не станет благосклонно относится к любовным заигрываниям молодежи. Кухня Кэт – она больше не думала о ней как о кухне Ингрид – была теперь переоборудована в комнату для Джилли и Колин: здесь поставили две кровати и небольшую жестяную ванну. Так появилось место, где все могли мыться. Мужчины и мальчики получали ванну в свое распоряжение на час в день, а женщины – на все остальное время, если, конечно, обитательницы комнаты не спали. Дидерик все-таки ухитрился избежать необходимости строить дополнительную спальню. Он настаивал на том, что им нужна пристройка к дому, с чем согласились все, кроме Мейв.

Кэт услышала, как открылась и закрылась дверь, и подняла глаза от вязания; до нее долетел голос матери:

– Прекратите, Джеймс Маклод. Какой вы насмешник! Вы до сих пор так и не сказали мне, какой вы веры.

– Дорогая Мейв, моя вера – это вера в красоту Божьего мира, прекраснейшей частью которого является такая прелестная женщина, как вы.