Любовники в заснеженном саду

— Любите то, что они делают? И что же они делают?

— Они — бойцовые собаки. Этого достаточно. Больше к теме бойцовых собак они не возвращались. Никита, под присмотром Рико (пропади ты пропадом, образина!), перенес все три ящика в подсобку: чрезмерно суетясь и поджимая зад — кто его знает, этого ротвейлера!.. Два, по просьбе Джанго, он сунул в морозильник, а один оставил у плиты. Операция была завершена — оставалось только пожалеть, что она закончилась так быстро. У Джанго есть ее праздный Даня, а у него, Никиты, нет больше оснований здесь задерживаться.

— Спасибо, Никита. Вы очень мне помогли. — Равнодушный голос девушки лишь подтвердил его немного грустные мысли.

— Не за что… Кстати, если вам на следующей неделе нужно будет забрать… ну там… Новозеландскую говядину.. Я в вашем распоряжении…

— Ну, до следующей недели нужно еще дожить…

Что и требовалось доказать… Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

Но уходить не хотелось капитально. Даже несмотря на назойливое присутствие Рико и Дани. Попросить, что ли, кофе? Никита уже готов был открыть рот и потребовать кофе в качестве оплаты за старания, но вовремя вспомнил, что говорила ему Джанго еще в прошлый раз: кофе у нее в доме нет. Теперь же Никита знал, что есть в ее доме: бойцовые собаки, черный Рико, больше похожий на телохранителя, и джазовые импровизации.

И сама Джанго…

Неужели все дело в доме и в бесплатных к нему приложениях? Дом путал все карты: вместо того чтобы помочь понять Джанго, он направил Никиту по ложному следу. Он сделал ее еще более экзотичной, еще более недоступной, еще более непонятной.

И страшно желанной.

Пожалуй, впервые за время их странного знакомства он почувствовал желание, но не тяжелое, плотское, покалывающее кончики пальцев: так было в самом начале с Ингой и в самом конце — с Мариночкой… С Джанго он чувствовал совсем другое желание — разгадать.

— Так я поехал? — совсем уж безнадежно спросил Никита, втайне надеясь услышать: «останьтесь».

— Да, конечно… Еще раз спасибо…

Ну, не хрен ли?! От такого полнейшего равнодушия и на стенку полезть можно! И чем он хуже дурацкого Дани, этого mouldy fig'a [20] с саксофоном?.. «Хуже, хуже, — нашептывал Никите собственный, критически настроенный разум. — Ты не умеешь играть на саксофоне, ты боишься бойцовых собак, и не только бойцовых; ты не куришь анашу вперемешку с бабским „More“ и вообще ты — положительный тип. А кто и когда убивался по таким вот положительным моральным уродам? Никто и никогда, всем порочных парней подавай. И где их набрать-то столько…»

— Можно мне вымыть руки? — Не слишком хороший ход, но еще пять минут в доме Джанго ему обеспечены. А то и десять.

— Конечно… Простите меня, ради бога. Я провожу…

Ванная, куда его привела Джанго, соответствовала дому — тому, не скрытому под сайдингом. Из ее необработанных стен нагло выпирал туф. Из-за этих неровных, плохо подогнанных, ребристых камней помещение имело сходство с каминным залом. Или — с тюрьмой эпохи Реставрации. А в общем здесь было мило. Очень мило, хотя и прохладно. Средневековую поверхность камня уравновешивала современная бытовая техника: стиральная машина почти космического дизайна и душевая кабинка с полупрозрачными стенками. Венчали торжество общества потребления кокетливое биде и совсем уж непременный атрибут малоэтажной недвижимости — джакузи. Гореть бы им огнем, этим джакузи: совсем недавно в одной из таких джакузи плавал труп.

Надо же, дерьмо какое…

Но джакузи хозяйки дома была абсолютно стерильно и восхитительно пусто. Только края густо усажены оплывшими свечами. Не иначе как сумасшедшая парочка предается здесь любовным утехам, гореть бы им огнем…

Эта мысль снова неприятно поразила Никиту. Настолько неприятно, что он уставился в зеркало, лентой пропущенное над джакузи, и принялся уговаривать себя: «Какое тебе дело до этих людей? Какое тебе дело?..»

Никакого, вот только она купается в этой ванной. Сбрасывает с себя всю одежду и купается. Сбрасывает. Всю одежду. Переступает через нее. И ныряет в воду… Нет, не так. Она в нее погружается, Джанго…

Картинка, которую нарисовало внезапно очнувшееся от анабиоза воображение Никиты, была такой яркой, что он стиснул зубы. Чтобы не смущать сомнительное целомудрие ванной готовым вырваться наружу стоном, безнадежным и сладострастным.

М-м-м…

Никита открутил кран с холодной водой до упора и сунул под него голову: легче не стало, но мысли упорядочились. И даже решили провести инвентаризацию ванного добра.