Любовница авторитета

Но вдруг Максим что-то упустил – не доглядел, не домыслил. Может, у брата в знакомых водятся какие-то гопники, не связанные с лукоморской братвой.

– А зачем ему тебя похищать? – спросил Одинцов.

– Ну, не знаю… Может, он меня в подвале закрыть хочет, на цепь посадить. Я тут недавно историю слышала, мужик малолетку похитил, в подвале своего дома закрыл, она ему за двенадцать лет четырех детей родила…

– А где у него подвал? Он же в квартире живет!

– У него дом в деревне есть. От бабушки остался. Там и подвал есть… Насчет цепи я не знаю, – пугливо поежилась Люба.

Максим сел рядом с ней, обнял ее за хрупкие плечи, прижал к себе. Красивая женщина, сексуальная, но, главное, она вызывала в нем потребность быть рыцарем и каменной стеной – заботиться о ней, защищать от бед и невзгод.

– Дом? В деревне?

– Да, хороший дом. Старый, деревянный, но крепкий. Он там ремонт сделал, отопление провел. Хорошо там… – Люба осеклась, виновато глянув на Максима.

Не должен был он знать, как ей было хорошос кем-то.

– И подвал там хороший?

– Не подвал, погреб… Котел там у него, трубы в дом выходят…

– Если котел, значит, тепло… Далеко?

Деревня находилась в сорока километрах от Бочарова, но дорога туда хорошая, без пробок. Максим знал это место.

– Останешься здесь! – сказал он, открывая антресольные створки платяного шкаф. – Здесь белье, подушка, одеяло. Если задержусь, ложись спать. И никуда не выходи!

Люба кивнула, и он отправился к Бартеньеву. Кустарев занимался Прошником, трогать его нежелательно. А старшего лейтенанта Ожогина можно было привлечь к делу только с личного разрешения начальника отдела.

Максим поделился своими соображениями, сказал про дом с погребом.

– Логика простая: если Карцев собирался похитить Любу, то он оборудовал этот погреб под камеру. Укрепил его, кровать поставил.

– Ехать надо! – решительно поднялся со своего места Бартеньев.

– Кустарев занят, мне бы Юру.

Старший лейтенант Ожогин служил в уголовном розыске второй год, но Максим при всем желании не мог назвать его новичком. В армии парень отслужил, принимал участие в боевых действиях, потом три года в ОМОНе был на сержантской должности. Школу милиции окончил, лейтенанта получил, в уголовный розыск напросился. И в рукопашном бою он мастер, и стреляет лучше всех, если не считать Одинцова. Если в разведку, то лучше с ним.

– Ожогин занят.

Бартеньев открыл створки шкафа, ловко снял с себя галстук. Одинцов и глазом не моргнул, как он остался без рубашки. И брюки он снял быстро и ловко, причем повесил их аккуратно, так, чтобы стрелочки не помять… Батник надел, джинсы с оперативной кобурой на поясном ремне. Пистолет достал из сейфа.

– Я готов… Чего смотришь?.. – усмехнулся он.

– Спичку забыл зажечь. Которая сорок пять секунд горит. – Максим и не пытался скрыть своего удивления.

Он дунул на сомкнутые в щепотку пальцы, затушив невидимую спичку. Дескать, сорок пять секунд только-только истекли, а Бартеньев уже переоделся. Не ожидал он от него такого.

– Ты же вроде в армии не служил.

– А то у нас в академии царские палаты были! – торжествующе усмехнулся Паша. – Начальник академии приходил нас одевать. И подтирать… Ну что, идем?

Максим кивнул, поворачиваясь к двери. Еще бы Бартеньева стрелять в академии научили, а то как-то не очень он убедительно пули в «десятку» кладет. Слишком долго целится, а в реальном бою нужно стрелять быстро. В условиях, близких к боевым, он беспощадно мажет… А ситуация такая, что дело может и до стрельбы дойти. Вдруг неудачники сейчас в том самом доме? Что, если у них стволы?..

Было уже темно, когда они подъехали к нужному дому. Типичная подмосковная деревенька со старыми деревянными и немногочисленными кирпичными домами, улица пустынная, фонари светят через два на третий. В окнах дома горел свет. Перед воротами стоял «Ниссан Кашкай» темно-синего цвета. Калитка открыта, во дворе ни души, окна зашторены – что там, в доме, непонятно.

Бартеньев достал пистолет, тихонько передернул затвор, свободной рукой показал на входную дверь и крутнул пальцем в воздухе. Знак подал, но Максим не понял, какой. Может, он и сам ничего не понял.

Максим подошел к двери, приложился к ней ухом. Тишина, не слышно голосов. Дверь открывалась внутрь, это хорошо.

Одинцов осторожно взялся за ручку, попробовал открыть дверь – заперто. Но замок хлипкий, выбить его будет несложно. Даже ногой бить необязательно, достаточно телом на скорости навалиться.

И все-таки он ударил ногой. Дверь с треском открылась, ударив по пустому ведру, которое с грохотом покатилось по полу. Бартеньев рванул на штурм, едва не сбив с ног Максима.

Он первый ворвался в светелку с пистолетом на вытянутых руках.

– Полиция! Уголовный розыск! – От его голоса зазвенело в перепонках, как от выстрела.

На разложенном диване лежал Карцев, а с ним женщина, которая успела скрыть свою наготу еще до того, как ее увидел Максим. Бартеньев своим командным голосом спугнул развратника, и тот соскочил с постели, утаскивая за собой простынь. Женщина осталась в чем мать родила. Ничего не скажешь, джентльмен.