Любовница авторитета

– Шершень или ну, Шершень?

– Шершень!

– Ты у него дома прятался?

– Нет!

– А где?

– Ну, хату снял…

– Где?

– Ну, не помню уже…

– Ох, и темнишь ты, Конюх. Темнишь!.. Шершня сдать не боишься. Он тебя не достанет. А кто достанет? Лукомор?

– Какой Лукомор, начальник! – встрепенулся Конюх.

– Семенова?

– Не знаю такую! – И снова в голосе бандита была слышна фальшь.

– А Батыгина точно заказал Шершень? – наседал на него Максим.

– Точно!

– А Любу!

– Шершень, он!

– А Карцева тоже он заказал? Но не точно, да?

– Слушай, командир, давай завтра поговорим. Что-то мне совсем невмоготу, – с бледным видом сказал Конюх.

Похоже, он реально переутомился.

– Сейчас в камеру пойдешь. Только скажи, где ты хату снимал? Откуда Шершень тебя сегодня забрал?

– Не, не помню я… – захныкал бандит.

Сложив руки вместе, он просунул их между ног, пальцами едва не касаясь пола. Так он был похож на торчка во время ломки.

– Помнишь ты все, Антоша. Только сказать боишься. Кого ты боишься?

Конюх закрыл глаза и угрожающе качнулся на табурете. Он давал понять, что сейчас упадет, если его не оставят в покое.

– Ты меня бойся, урод! Я для тебя страшнее Лукомора! Если Любу не найдут, я тебе ад на тюрьме устрою!

Конюх еще раз качнулся и на этот раз свалился набок. Только головой о пол не ударился, потому что контролировал свое падение.

– Ты подумай до завтра. А завтра поговорим. И ты мне все расскажешь…

Конюх кивнул, открывая глаза. Он, казалось, готов был согласиться на любую гадость и подлость, лишь бы его оставили в покое.

Глава 28

Бартеньев жал руку изо всех сил, даже зубы стиснул, отчего его улыбка стала похожа на гримасу. Максим едва удержался от желания сжать руку в ответ. Хватка у него железная, как бы кости начальничку не переломать. И еще на глазах у подчиненных.

– Поздравляю! Такого монстра задержал!

– Зверя, – улыбнулся Ожогин. – Который сам на ловца наскочил…

– Наскочил! – кивнул Бартеньев. – И во всем признался!.. Так что извини, Макс!

Одинцов колко глянул на него.

– Ну, я, в принципе, знал, что ты ни в чем не виноват… – заелозил Паша.

Максим выразительно посмотрел на Ожогина, перевел взгляд на Кустарева и с извиняющимся видом кивком головы показал на дверь. Он хотел остаться с начальством с глазу на глаз. Ребята все поняли. Напрасно Паша удерживал их взглядом. На начальственный окрик он почему-то не решился.

– Макс, ты чего? – съежился Бартеньев.

– Во-первых, не Макс, а Максим Львович… А во-вторых, Конухов не во всем признался.

– Ну, может, и не во всем… Следователь его еще раз допросит, может, еще какие-то детали всплывут. Нам-то какое до этого дело? Ясно же, что не ты Карцева убил!

– Это хорошо, что тебе это ясно. Плохо, что меня убить пытались

– Да, это, конечно, плохо! – оправив на себе китель, с важным видом кивнул молодой майор. – Надо этого Кружилова искать…

– Надо. Конечно, надо… На нем все сходится. Батыгин, Карцев, я – звенья одной цепи.

– Да, я понимаю. Все вы имеете отношение к Любе, – совсем уже успокоился Бартеньев. И даже глянул на дверь, задавая Максиму вопрос: «Непонятно, зачем он ребят попросил?..»

– Деликатный момент, – сказал Одинцов.

– Деликатный, – согласился Паша.

– А ты его озвучиваешь.

– Так это все знают! – удивленно протянул Бартеньев.

– А если не все? А если я не хочу, чтобы об этом говорили?

– Макс, с тобой все в порядке? – забеспокоился начальник.

– Интимные тайны – серьезное дело, Паша. За интимные тайны убивают.

– Одинцов, ты это… Прекрати! – нервно дернулся майор.

Максим сделал вид, что не услышал его.

– Вот мы с тобой узнали одну такую тайну. И что? А то, что вчера меня пытались убить.

– Какая тайна, о чем ты?

– Семенову помнишь?

– Э-э… Ну, помню…

– Так сказать, левая рука Лукомора!

– И что?

– Считай, крутой авторитет. А братва не поймет, если авторитет с мужиками будет спать. Не поймет, если она будет легкодоступной девушкой… А мы с тобой этого авторитета в постели с лохом застукали. Мы с тобой, только ты и я… Я извинился тогда перед Семеновой, и что? Она сказала, что не прощает меня… Она сейчас выкручивается из позы… из ситуации, в которую мы ее с тобой поставили. И Конюх работает на нее. Как они там снюхались, я не пока не знаю, но Карцева заказала Семенова, а Конюх его исполнил. И меня она заказала. Он и меня пытался исполнить.

Одинцов говорил об этом с убежденностью, как будто был уверен в своей версии на все двести процентов. Но излагал он всего лишь предположение, в котором сомневался. Появилась у него вчера догадка, что Конюх мог работать на Семенову, но возникал вопрос: зачем все это? Из-за чего? Неужели эта женщина действительно хочет убрать всех, кто стал виновником и свидетелем ее позора? Но это несерьезно… Однако голос Максима звучал очень уверенно, и Бартеньев проникся грозящей ему опасностью. Ведь после Одинцова следующим на очереди свидетелем должен был стать он сам. Именно эту мысль Максим и пытался ему внушить. И напугать хотел – в наказание и выгоду из этого извлечь.

– Улавливаешь мысль, Паша?

– Ну, это еще не факт…