Кэт планировала бунт в лагере. Она стремилась на свободу, жаждала покарать тюремщиков и вернуться к партизанской войне. Ей невыносимо было отсиживаться здесь, пока снаружи продолжаются боевые действия, с ее то беспокойной и страстной натурой. Она была слишком сильной, смелой и энергичной. И совершенно безрассудной, потому что в случае провала смерть грозила бы не только ей, но и всем, кого ей удалось склонить на свою сторону. Но сумасбродная американка относилась к числу тех людей, которые считали, что цель оправдывает средства и, разумеется, жертвы.
– Тебя казнят, – выдохнула Поль.
– Это лучше, чем сгнить тут заживо, – уверенно и гордо возразила Кэтрин и задрала подбородок, – я хочу умереть героиней, а не пленницей.
– Ты умрешь полной дурой, – сказала Поль и с грустью подумала о том, что Кэт в своей одержимости идеями и готовностью умереть за них напомнила ей Монстра.
Сама же Поль не могла, к несчастью, разделить такого энтузиазма бросаться грудью на амбразуру или умирать во имя чего-то великого. Она предпочла бы просто жить, и чтобы живы были ее друзья. И Монстр. Ему она тоже совершенно не желала смерти.
Теперь Поль не могла думать ни о чем другом, кроме самоубийственного плана Кэтрин. Конечно, подруга не посвятила ее в подробности, но не нужно было быть гением, чтобы из фрагментов сложить цельную картинку.
Глаза у американки горели, она словно выздоровела после долгой болезни и снова стала прежней собой. И в силу этих обстоятельств, Поль особенно боялась идти в допросную. Вдруг Монстр снова полезет в ее сознание и обнаружит там ее переживания на счет готовящегося бунта? Вряд ли ему это понравится.
Но Поль повезло: в следующую встречу Рихард принес с собой не только армейские пайки, но и толстые красивые альбомы по искусству. Видимо, именно так он расценил просьбу о книгах с картинками – очень буквально. И Поль было стыдно признаться в том, что она имела в виду обычные, художественные книги с иллюстрациями. Когда в Алжире она училась читать, что давалось ей довольно трудно, она предпочитала именно те издания, где были изображения, которые можно было разглядывать часами, спрятавшись в чулане лавки Гловача.
Но выбирать особенно не приходилось. К несчастью, альбомы по искусству были на немецком, хотя в них тоже нашлось много интересного для девушки – хорошая, красивая бумага, качественная печать и красочные цветные репродукции. Разглядывая эти сокровища, Поль даже забыла о своих переживаниях, связанных с Кэтрин. Монстр перевел ей несколько надписей и немного рассказал о художниках, чьим кистям принадлежали картины, а также о том, что все они представители романтизма, которому сильно симпатизировал Фюрер и военная верхушка. Когда мужчина попытался объяснить Поль, что такое романтизм, девушка обиженно надулась и возразила, что не настолько глупа. Все-таки ее соседом и другом был Фалих, учившийся в школе искусств и прожужжавший ей все уши об эпохах, жанрах и стилях.
Одна картина особенно позабавила Поль – она называлась «Италия и Германия» и девушка невольно представила вместо изображенных на ней юных красавиц, склонившихся друг к другу, двух диктаторов в такой же нелепо-нежной позе. Рихард расценил ее улыбку по-своему и потянулся к ней, словно хотел снова потрепать ее по щеке, но она так и не узнала его намерений, потому что во время отпрянула.
– Слушай, – вдруг вспомнила она, – ты… это ведь ты заставил задыхаться того охранника? Что он сделал?
Монстр, как обычно случалось после неловкого момента между ними, убрался от нее подальше к противоположной стене комнаты. Он делал так всегда, когда смущался или испытывал слишком сильные эмоции, которые привык скрывать за своей маской. Поль была уверена – ему неприятно, что кто-то может прочитать все написанное на его лице. А мимика его была слишком красноречивой.
– Да так, – отмахнулся он, но поймав любопытный взгляд девушки, все-таки решился на откровенность, – он… употребил в твой адрес не самую лестную характеристику.
Поль не стала уточнять, разных скабрезностей ей хватало и от Кэтрин. Да и самой ей некуда было спрятаться от возможной неловкости, а возвращаться в барак раньше времени не хотелось.
– Ну, я всего лишь заключенная, – беззаботно пожала она плечами, – а я так могу?
– Попробуй, – усмехнулся Шварц и развел руки в приглашающем жесте. Поль опешила от осознания того, что он предлагает ей сделать. Это было… жутко? И очень странно. Но она была по-настоящему заинтригована.
– Как? – выдохнула она и встала с места, отложив книги на стул. Монстр задумчиво почесал подбородок, подбирая слова.
– Даже не знаю, как тебе объяснить, – растерянно признался он, – я всему учился сам… попробуй представить, что душишь меня. Ты душила кого-нибудь?
Поль мрачно усмехнулась, что вероятнее всего, он невнимательно читал ее личное дело, если задает такие вопросы. Хотя, учитывая попытки вытянуть личную информацию Кэтрин о подруге, должен был зачитать его до дыр, и, видимо, просто не придал значения таким незначительным деталям. Да, Поль приходилось душить людей своими руками.