Любовница депутата [сборник]

— А-а, вот ты где, — вместе с ударом двери о стенку раздался громкий возглас Андрея. — Ты чего смылся, можно сказать дезертировал с поля боя. Да тебе за это знаешь, что, знаешь, что надо сделать? Кастрировать! Ты вообще, куда делся? Мы сидим, сидим и вдруг бац — тебя нет. Эта рыженькая говорит, что ты с балкона спрыгнул. Правда, что ли? Только я ей сразу не поверил. Ты что дурак, чтобы ноги ломать! Он, говорю, на соседний балкон перебрался и там сейчас с кем-нибудь развлекается. Ведь точно, да? Так и было? Рассказывай, где пропадал?

Андрей наконец замолчал и, расплывшись в улыбке, уставился на Олега.

— Да так, погулял немного, письмо вот написал, — нехотя ответил Олег.

— Ну ладно, хватит заливать. Витька тоже перебрался на соседний балкон и слышал, как там кто-то в темной комнате шебуршится. Ну, признайся, трахался с кем-нибудь, и сейчас лежишь, балдеешь?

— Балдеж — это состояние коровы после отёла.

— Чего?

— Балдеют коровы после того, как отелятся! Ясно?

— Точно, что ли? — Андрей засмеялся. — Приеду в Питер, расскажу ребятам, обхохочутся. У меня знаешь, знакомая есть, аппаратуру врубит, наушники наденет и мычит, не мешай, я балдею. У-у, корова! Ладно, пойдем к нашим, у нас там ничего не получается, со скуки помираем, а ты про балдеж расскажешь, хоть посмеемся.

— Не хочу я никуда идти. Я лучше здесь останусь.

— Да ладно, кончай. Ты чего сюда приехал, отдыхать или ерундой заниматься?

С этими словами Андрей потянул Олега за руку, и тот, всегда пасовавший перед чужой бесцеремонностью, нехотя пошел вслед за ним.

4

Стоя на склоне горы Ахун на полпути к вершине, Олег невольно прокрутил события последних дне в памяти, чертыхнулся и упрямо пошел вперед.

Путь становился круче, кусты гуще, а снег глубже. Ему приходилось часто выходить на дорогу, и при желании он мог бы подъехать на попутной машине, но делать этого не стал. Тропинки исчезли, он шел напрямик, а порой просто карабкался по склону, цепляясь за кусты и деревья.

С трудом преодолев один из таких склонов, он выбрался на небольшую, ярко освещенную солнцем поляну. На ней почти не было снега, а в центре величаво и надменно красовался большой матово-черный камень. Наверное, когда-то давным-давно этот камень лежал на берегу моря, где волны и века как прилежные скульпторы изваяли из него привлекательное удобное ложе. С самого рассвета нежился камень в щедрых солнечных лучах, и сейчас Олегу показалось, что от камня исходят мягкие теплые волны. Олег блаженно растянулся в природном кресле и забылся. Но не прошло и нескольких минут, как он почувствовал, что камень не дарит ему тепло, а наоборот, жадно стремится высосать последние запасы сил и энергии из его тела. Олег понял, что надо сейчас же встать с этого камня, но вновь проснувшаяся в нем лень будто шептала: «Отдохни, ведь ты очень устал». Ему не хотелось делать никаких движений, в конце концов, что с ним может случиться, лежать бы вот так на солнышке да лежать …

Он прикрыл глаза и тут же обжегся о строгий и требовательный взгляд Ирины. Олег вскочил, обернулся на камень, и ему почудилось, что тот как-то нагло и криво ухмыльнулся. Неприятный холодок пробежал по телу. Олег припомнил, что уже не раз в последнее время испытывает подобные ощущения.

Два дня назад уехал Андрей. Его отлет был неожиданным, он получил телеграмму о тяжелой болезни матери.

Был вечер, они сидели втроем в своем номере, пили вино и играли в преферанс. Какой-то парень приоткрыл дверь и сообщил:

— Слышь, Андрюха, тебе там вроде телеграмма пришла.

Андрей удивился, но спокойно доиграл очередной кон и только после этого спустился вниз. Затем он вернулся и, не сказав ни слова, начал собирать вещи.

— Чего стряслось-то? Играть дальше будем? — спросил Виктор.

— Уезжаю, — вяло ответил Андрей. — Мать привезли в Питер, лежит в больнице.

— Привезли? А где она до этого была?

— На Новой Земле. Отец там служит.

— А-а, — протянул Виктор. — Сегодня уже не уедешь, самолет только завтра.

Андрей бросил в сумку рубашку, опустился на стул и вяло свесил руки между колен.

Виктор встал, зевнул и, сказав, что пойдет прогуляться, вышел. Андрей долго сидел молча, а потом тихо, не поднимая головы, заговорил:

— Ведь всё шло к этому. Здоровье ни к черту, а все на Север, на полигон, за деньгами, за выслугой. Чтобы потом жить, как люди. Мне только лучше от этого: предки почти весь год там, а я один в пустой квартире. Раз в неделю тетка придет, еды наготовит, вещи в стирку заберет. Иногда, правда, тоскливо становилось, но ничего, деньги присылают, а компания всегда есть. Такие вечеринки бывало, устраивали, о-хо-хо! Надоедало, конечно, одному. Под конец всегда хотелось, чтобы приехали побыстрее. А приедут — тремся, тремся друг о друга и всё как чужие. Потремся так неделю другую, они в санаторий укатят, а там уж и на острова пора. Сейчас и не знаю, о чем говорить буду при встрече … Отец, наверное, отзимует, окончательно вернется, вместе будем жить. Если, конечно, с матерью всё в порядке … Не знаю даже, хорошо это или плохо?

Андрей встал и подошел к окну. Олег механически перебирал карты.