Фрейд молча взглянул на нее. Он был из тех, кто умел использовать преимущества молчания. Минна стянула перчатки и комкала салфетку под его внимательным взглядом. Фрейд отметил, что шея у нее длиннее, чем у сестры, а губы гладкие и блестящие. Минна украдкой бросила на него быстрый взгляд, щеки ее все еще сияли румянцем после прогулки.
— Иногда меня беспокоит, что я в семье обуза, — призналась она, обмахивая лоб носовым платком.
— Ты ошибаешься. Надеюсь, мы ясно дали тебе понять, что это не так.
— И мое будущее… Я не могу вечно навязываться вам.
— Ты не навязываешься. Я тебя не понимаю…
— Понять меня нетрудно, — перебила Минна, — я без работы, без средств, одинокая и беспомощная.
— Значит, ты банкрот?
— Совершенно верно, — кивнула она.
— Шутки в сторону, Минна! Ты знаешь, что у тебя есть дом — наш дом.
— Это очень великодушно, но я не могу оставаться с вами бесконечно.
— Почему? — спросил Зигмунд, бросая взгляд на студентов, которые хотели сесть рядом с ними, но потом нашли место получше.
— Ты не должен спрашивать. Это не дает мне уснуть ночами.
— Что именно?
— Мое будущее.
— Будущее не дает тебе спать?
— Не только будущее! Мне снятся странные сны. Кошмары. Очень тревожные.
— Какого рода?
— Решил проанализировать мои сны?
— Разумеется, нет. Но помнишь ли ты хоть что-то из них?
— В основном полная чепуха, — сказала она, делая глоток вина.
— Тебе снится, что ты опаздываешь на поезд?
— Нет.
— Снится, что ты летишь по воздуху или падаешь с отвесной скалы?
— Нет.
— Снится, что ты стоишь нагая перед незнакомцами и не испытываешь ни малейшего смущения?
— Нет. А тебе?
— Это мой дежурный сон, Минна.
— И как давно он тебе снится? — улыбнулась она.
Зигмунд рассмеялся, а потом посерьезнел.
— Расскажи мне о своих снах.
— Ладно… — Минна наклонилась к нему. — Мне снится, будто я старая дева, живущая в одиночестве на скудную пенсию среди множества шелудивых кошек. У тебя ведь аллергия? В доме воняет рыбой, и никто никогда не приходит, чтобы перемолвиться со мной хоть словом.
— Не дразни меня, — сказал Зигмунд.
— Как я могу? — вздохнула она, наполовину осушив бокал. — Хорошо, если тебе так надо знать, иногда мне снится, что Игнац лежит рядом со мной в постели. Мертвый. И выглядит он ужасно, омерзительно. Он меня пугает.
— Ты любила Игнаца?
— Зачем я рассказала тебе эти глупости?
— Это не глупости. Я работаю над интерпретацией сновидений.
— Толкуешь сны? Я считала, что сны возникают из-за проблем внутренних органов — несварение или что-либо еще.
— Большинство врачей тебе так и скажут, потому что они — идиоты. Просто поразительно, что, несмотря на тысячелетние усилия, научное понимание сновидений по-прежнему туманно. Мы недалеко ушли от древних.
Фрейд пустился в рассуждения о донаучных временах, когда классические философы верили, будто сновидения связаны с потусторонним миром и посылаются богами и демонами. Сны могут предвещать будущее — жизнь счастливую или трагическую.
— И даже теперь большинство врачей и ученых настаивают, что сны — просто реакция на некий внешний раздражитель, вроде мерцания свечи, дождя, грома или жесткого матраса. Многие образованные люди нашего столетия все еще полагают, будто сны вызваны чувственными стимулами, а это лишь незначительный фактор. Наивность! Они уверены, что сознание отрезано от сновидений, но на самом деле сознание — это все.
— Следовательно, если сны не навеваются дождем или грозой и не возникают от несварения, то откуда тогда они берутся?
— Ага! — воскликнул он, улыбаясь. Вопрос ему понравился. Он легонько постучал пальцем по ее голове. — От тебя они берутся. Они ведут свое происхождение из твоего жизненного опыта. Из внутренних ощущений, а не из внешних. И я — первый, кто утверждает: «Сны имеют смысл».
Фрейд заглянул Минне в лицо, стремясь понять ее реакцию, узнать, оценила ли она по достоинству его потрясающее открытие. Минна надолго запомнит выражение его лица в тот момент — это величие, уверенность в себе и огонь в темных глазах. Она отпила еще глоток прекрасного вина и произнесла:
— Тогда каков смысл моего сна об Игнаце?
— Это не так просто. Значение маскируется, может, что-нибудь из твоего детства всплывает.
— О чем ты, Зигмунд?
— Сон заимствует отовсюду, фрагменты разных дней, разных времен… неожиданные образы — тетки, кузины… жениха.
— Обычно я не помню своих снов, но если и помню — они кажутся полной бессмыслицей.
— Именно кажутся. Ушедшая любовь улыбается на ложе рядом с тобой, справляется о твоем здоровье, а потом выхватывает оружие… или, возможно, виной сексуальный контакт с кем-нибудь совершенно неподходящим. Еще вина?
— Да, спасибо. Продолжай.
— Сны моих пациентов — смесь чего-то со всем подряд — из их прошлого и настоящего. Иные истории — полный абсурд, но все-таки необходимо разобраться в их жизни — и сновидения обретут смысл.
— Например?
— Одна женщина пришла ко мне и пожаловалась, что во сне видела свою сестру в гробу и тетку, которая прямо перед ней разбила кувшин, и людей, забрасывавших ее дохлыми животными.
— Против такого мой — просто… ручной…