Любовница Леонарда[СИ]

— Да чего бы это борщ прокис! — удивилась Настасья. — Вчера только сварили, хранится в холодильнике…

Договорить она не успела — под навес вошел высокий черноволосый мужчина лет тридцати с большими, мозолистыми руками. Взглянул исподлобья на женщин, негромко поинтересовался:

— Обед, надеюсь, готов?

— Пашенька, что-то ты совсем уж рано сегодня! — покачала головой Наталья. — Всего полчаса прошло, как я мясо с бойни принесла, вот только успела порезать…

Мужчина тяжело опустился на табурет.

— Гришка и Никита, значит, опять поздно на работу вышли? — поморщившись, проговорил он, и было непонятно — вопрос это или констатация факта. — Видать, опять вчера хорошо погуляли, подлецы… Ну, давайте, что там у вас есть перекусить?

— Борщ есть, вчерашний! — не глядя на зятя, бросила Настасья. — Иди, умойся и садись за стол в саду! Сейчас подогрею и принесу.

— Ладно, борщ так борщ! — нехотя согласился Павло и, поднявшись, попросил: — Вы это, яичницу хоть приготовьте. На сале.

Обедал он вместе с Лией. Посадил ее себе на колено, сунул в руку ложку и приказал:

— Кушай, Архелия!

Так и хлебали они вчерашний борщ из одной тарелки. И кусок хлеба у них был один на двоих, хотя на столе красовалась огромная паляница с румяной корочкой — продукт местной пекарни, которая, как и бойня, а также маслобойка, мельница и крупорушка, принадлежали семье Гурских.

Этот обед девочка запомнила на всю жизнь. Почему именно его — трудно сказать. Может быть, потому, что отец тогда в первый и последний раз в жизни брал ее на руки…

Глава первая

Зажарив на ужин петушка, Архелия отправилась в сарай доить Березку. А еще нужно было наносить в большой оцинкованный таз дробленого ячменя да отрубей и залить кипятком — до утра все это набухнет, разомлеет, и будет поросятам славный корм. Кроме этого, девушку ждала еще одна работенка — отец попросил прикинуть, какую выручку получило фермерское хозяйство от мельничного производства за последние три месяца, не следовало ли поднять цену на муку. Архелия с числами всегда дружила, в десятом классе даже получила второе место на областной олимпиаде по математике. И мечтала поступить в вуз на финансово-экономический факультет. Но в этом году не получилось, помешало горе, случившееся в семье в конце июня — как раз после выпускного бала в школе…

С тех пор, как мать скоропостижно умерла от цирроза печени, развившегося вследствие гепатита, все домашние дела легли на плечи семнадцатилетней Архелии. Стирка, уборка, готовка, живность и огород — работать приходилось с утра до ночи. Да еще и отец повадился с просьбами — то одно ему посчитай, то другое. Бухгалтер в фермерском хозяйстве, конечно, имелся, но только один, точнее сказать — одна. Женщина эта, Клавдия Васильевна, была уже пенсионеркой, плохо видела, но отец менять ее не спешил. Попросил лишь немного понатаскать счетоводческому делу дочку, Архелию. Сказал: "Как подучишь, так и будет тебе, Васильевна, помощница. А я за науку тебе еще и приплачу". Бухгалтерша оказалась хорошим учителем, девушка — способной ученицей, и уже месяца через два она, как говорится, запросто сводила дебет с кредитом. Разобралась и с вопросами себестоимости, и рентабельности, и налогообложения да всяких обязательных платежей.

Архелии, несмотря на хроническую усталость, нравилось выполнять отцовы поручения. Что душа к этому лежала, а что понимала: все эти занятия — неплохая практика. Ведь Клавдия Васильевна уже заявила, что в следующем году, по осени уйдет на заслуженный отдых и станет опекаться правнуками, коих у нее двое. И, крути — не крути, никому иному, как Архелии придется становиться штатным бухгалтером их фермерского хозяйства. А учиться придется заочно. Да оно, видимо, так и лучше, потому как теория — это хорошо, а теория с практикой — просто замечательно.

Вечером Павло явился домой не в духе. Вошел в гостиную, искоса зыркнул на дочку и, не умывшись даже, поплелся на кухню.

— Жрать давай!

Архелия молча поставила на стол жестяный поднос с жареным петушком, кастрюльку с рассыпчатой гречневой кашей, которую отец обожал, и графин с прохладным взваром.

— Где хлеб?

Девушка взяла большую пшеничную буханку, отрезала от нее здоровенный ломоть и подала.

— Кушай! Приятного аппетита!

— С чего есть-то?

На краю стола, прикрытая белоснежной матерчатой салфеткой, стояла горка чистых тарелок, рядом с ней — ложки, вилки, несколько ножей.

— Да вот же! — Архелия отбросила ткань в сторону. — Может, тебе и супчика налить?

— Не надо…

Павло взял тарелку, бросил в нее несколько ложек гречки, часть петушиной грудки и принялся за еду. Девушка присела на табурет по другую сторону стола.

— Устал, батька?

— Угу! — буркнул отец, не поднимая головы. — На ферме поломался транспортер, пришлось повозиться…

— Ты что, сам ремонтом занимался?

Павло кивнул.

— А слесарь? Дядя Михайло, Грицай, куда подевался?

— Он сегодня не работал, — отец вяло махнул рукой с зажатым в ней куском хлеба. — Я его на крестины внучка отпустил. Праздник, понимаешь, сегодня у Грицая.

— Понятно! — вздохнула Архелия. — Ну, а Федька Ткачук, он куда подевался?