Любовница на двоих

Я простила себя, откинула все плохое и улыбнулась своему отражению. В моей жизни появилась маленькая доченька. Все изменилось, а мое страшное заболевание с таким ужасным диагнозом, как отсутствие радости жизни, прошло. Теперь с появлением этого маленького чуда я смогу любить и быть любимой еще таким крохотным, но уже таким прекрасным человечком. Значит, я смогу радоваться каждому лучику солнца, каждой росинке, каждому цветочку и каждой капельке дождя. Теперь я не одна. Теперь нас двое. А если я когда-нибудь доеду до улицы Академика Скрябина, нас будет трое. Получается, что и мои силы увеличатся ровно в три раза. Я смогу справиться со всеми своими проблемами, а с теми, с которыми не смогу, просто научусь жить. Я прощу всех. И тех, кто причинил мне боль и страдание, и тех, кто отказался оказать помощь, принять участие в моей судьбе. Самое главное, что с сегодняшнего дня в моей душе не останется груза тяжкой вины: я обязательно приду к Богу, потому что уже давно чувствую в сердце его свет. Я обязательно научусь жить в гармонии с миром, я пущу в свою душу любовь и добро. А еще, я пожелаю себе честности. Именно честности по отношению к себе и к тем, кто будет находиться рядом со мной. Я никогда не обвиню того человека, от которого родила ребенка. Никогда. В этой жизни нужно уметь расставаться… Это целое искусство, которому необходимо учиться. Расставаться красиво, тихо, с благодарностью за проведенные вместе дни или годы.» Я только теперь, только сегодня поняла, что я НЕ БРОШЕНА. Я СВОБОДНА.

Наутро мы забрали мою дочку и поехали к Галине. Малышка спала все время, пока мы ехали в такси.

— Курносая, — улыбнулась Галина и поправила детское одеяльце.

— Вся в папку, — тихонечко засмеялась я, вспомнив, что у нашего папки с улицы Академика Скрябина и в самом деле курносый нос.

— Я тут немножко подготовилась к вашему приезду, — сказала Галина, впуская меня в квартиру, которую она снимала, и закурила. — Ой, извини. — Она тут же затушила сигарету. — Все мои холостяцкие замашки. Теперь придется курить на балконе. — Галина заметно нервничала. — Вот ванночка для купания малышки. Вот кое-что из одежды. Вот различные смеси. В клинике ее стали подкармливать.

— Зачем?

— У тебя же молока совсем мало. Практически нет. Оно и понятно, столько нервничать. Тут смеси хорошие, ты не переживай. Они по составу ничем не уступают материнскому молоку.

— Спасибо тебе за все.

Я положила спящую малышку на диван и придвинула к нему стул, чтобы она не упала.

— Теперь самое главное — переправить вас на родину. Завтра я поеду по всем своим знакомым.

— Ты уже успела здесь обзавестись связями? — удивилась я.

— Успела. Я посещаю различные сборища сексменьшинств. Там бывает очень много нужных, влиятельных людей.

Галина немного помолчала и продолжила:

— Ольга, я, конечно, понимаю, что тебе это будет неприятно…

— Говори.

— Я даже не знаю, как тебе сказать…

— Говори, не тяни резину! — не удержалась я.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя, как в мотеле… Я постараюсь переправить тебя на родину в самые кратчайшие сроки. Обещаю.

— Но в чем же дело?

— Дело в том, что тебе вместе с малышкой нельзя выходить на улицу.

— Я понимаю. Нельзя, чтобы меня видели соседи.

— Вот именно. Они донесут в полицейский участок, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

— Я же все понимаю.

Галя чувствовала себя неловко и переминалась с ноги на ногу.

— На балкон тоже нежелательно выходить.

— Хорошо. Я не буду.

— Мы можем выносить ребенка на балкон ночью, чтобы он подышал свежим воздухом.

— Галя, не нужно оправдываться. Я же все понимаю. Лучше вообще не рисковать. Малышка может заплакать, соседи услышат.»

Галина уехала, чтобы встретиться с нужными людьми, а я искупала, покормила малышку и спела ей колыбельную песенку, которую придумала сама:

Дремлет папа на диване,

Дремлет мама у стола,

Дремлют наволочки в ванне,

Дина тоже спать легла.

Дочурке понравилась моя песенка, она уснула и засопела. Я всматривалась в милое личико и сгорала от счастья. Я вспомнила девушку, которая опаздывала в, ночной клуб. Она сдержала свое слово, не рассказала о моем местонахождении. Значит, женская солидарность, о которой так много пишут и говорят, существует не только на бумаге, но и в действительности.

Я не заметила, как вернулась Галина. Она вошла тихо, на цыпочках, села напротив меня и обхватила голову.

Я почувствовала неладное и присела рядом.

— Как Дина? — спросила она.

— Спит.

— Ты ее кормила?

— Конечно. И кормила, и купала. Ты знаешь, она совсем не испугалась воды. Мне кажется, ей даже понравилось.

— А ты в воду добавляла марганцовки?

— Добавляла.

— А успокоительные травки?

— Тоже.

— А пупок зеленкой обрабатывала?

— Обрабатывала.

— Сначала перекисью водорода, а затем зеленкой?

— Да.

— Она плакала?

Вдохнув побольше воздуха, выпрямилась и тихо произнесла:

— А никто и не слышал.

Галина подняла голову и опустила руки на колени.

— Ты меня неправильно поняла. Я просто хотела узнать, было ли ей больно.

— Она потерпела.