Любовница на двоих

— Господи, ну отъедьте, — шептала я, как помешанная, и кусала уже и без того ободранные губы.

Постояв около десяти минут, я отошла от окна, закрыла глаза и заплакала. Мне было совершенно безразлично, что холодильник пуст, но меня охватывал дикий ужас от того, что закончилось детское питание и мне нечем накормить свою малышку. Я даже не могла себе представить, что мне делать, когда ребенок захочет есть. Меня сначала бросило в жар, начало лихорадить. Я была в отчаянии от собственной беспомощности.

После появления Льва и его друзей у меня пропали последние надежды на то, что Галина вернется. Я опустилась на пол, обхватила голову руками, пытаясь справиться с головокружением. За эти дни я страшно обессилела. Квартира стала похожа на клетку, из которой был только один выход, да и то в пасть самого настоящего хищника. Трое суток… Господи, как же это долго! В нормальной обстановке эти сутки пролетают так быстро, а здесь… Трое суток недоедания, бессонницы, нервного напряжения, слез… Так можно свихнуться, сломаться, но мне нельзя. Если что-то случится со мной, никто не позаботится о малышке…

Галины нет и все разлетелось на куски… Все оказалось растоптанным… Жаль, что в квартире нет телефона, как жаль… Если бы он был, я бы обязательно позвонила. Стоп! А куда я могу позвонить? Бог мой, мне совершенно некуда звонить! В Россию? Кому? Матери? Чтобы окончательно добить ее? В полицию? Но ведь это смешно. Господи, как же это смешно. В голове был полнейший хаос, я ни на чем не могла сосредоточиться.

Нужно напиться, промелькнуло у меня в голове. Когда напиваешься, становится легче. Я принялась рыться в многочисленных кухонных шкафах в надежде найти хоть что-нибудь выпить. Мне повезло, в самом дальнем углу одного из шкафов стояла на четверть заполненная бутылка отменного виски. На голодный желудок алкоголь подействовал моментально. Перед глазами все поплыло, в ушах наконец прекратилось страшное гудение, которое преследовало меня в последнее время. Затем наступило какое-то онемение, было тяжело даже шевелить губами. Но стало намного легче. Приятное тепло разлилось по всему телу…

Обняв пустую бутылку виски, я села у кухонного окна. Неожиданно вспомнился московский офис, в котором мне предложили продать своего будущего ребенка. Молодая симпатичная женщина обнимала меня за плечи и восторженно говорила о том, какой героический поступок мне предстоит совершить. Мол, с их фирмой» связано много богатых молодых американских семей, которые спят и видят, чтобы усыновить ребенка. Они стоят в очереди по несколько лет и терпеливо ждут. Мое согласие будет благородным гуманным поступком. Ведь можно убить ребенка, сделав аборт, а я подарю ему жизнь. Для бездетной семьи этот ребенок будет самым желанным, самым любимым. И я поверила. Страшно подумать, но тогда я поверила каждому сказанному слову. Господи, какой же глупой я была!

Потом вспомнился момент, когда я в первый раз в жизни взяла в руки загранпаспорт. Тогда я заплакала. То ли от радости, то ли от страха перед неизвестностью, а может, и просто оттого, что за время ожидания сдали нервы. В американском посольстве я должна была скрывать беременность и доказывать необходимость своего выезда за бугор. Это было довольно сложно. Целая куча каверзных вопросов и целая куча лжи. В день получения визы меня жутко лихорадило. Сумасшедшая очередь на Садовом кольце… Я никогда в жизни не видела таких больших очередей. Человек четыреста, не меньше. И только около пятидесяти получили разрешение на въезд в Соединенные Штаты Америки. Остальные нервничали, ругались. Кто-то впадал в истерику и орал. Как же я боялась, пока ждала своей очереди. Я оказалась одной из немногих, кому посчастливилось получить визу. А затем аэропорт, таможня и — самолет.

Мысли мои вернулись к спящей дочке. Я с ужасом подумала, что она вот-вот проснется, а мне нечем ее накормить.

Глава 14

В который раз поглядев в окно, я увидела, что в машине остались двое — Лев и один из его приятелей, тот, с тупым лицом. Возможно, третий уехал по каким-либо делам, а может, стоит на моей лестничной площадке, рассматривает дверь с ее нехитрыми, но все же довольно массивными замками, чтобы решить, как их взломать.

Я услышала лязганье ключей в двери и замерла. Потом метнулась на кухню, схватила кухонный нож. Если мне сейчас придется кого-то убить, я сделаю это. Я должна защитить своего ребенка, я должна его спасти. Это ничего, что я такая хрупкая, справлюсь! Я притаилась в коридоре.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась». Галина.

— Ты что с ножом-то? Меня, что ли, резать собралась? — прошептала она, глядя на меня испуганными глазами.

— Я бы тебя не только зарезала, но и застрелила, — проговорила я, едва не плача.

— За что это?

— Где ты трое суток пропадала?

— Я не пропадала, я ездила в Луизиану.

— Куда?!

— В Луизиану. Это, между прочим, не близко. На самолете нужно лететь.

— И какого черта ты туда летала?

— Деньги добывала, да и документы тоже.

— А меня не могла предупредить?

— Времени было в обрез. Да убери ты нож, ей-богу! — тяжело привалилась к стене.