Любовница. По осколкам чувств (СИ)

— Маня, ты хоть меня не разочаровывай. Ладно она — молодая, да глупая. Но мы-то с тобой жизнь прожили. Как вы хотели, чтобы Данил этот, расчётливый делец и эгоистичный потребитель, на ровном месте с женой развёлся и деньги огромные потерял, просто так, из-за прекрасных глаз очередной хорошенькой подружки? Это ж только в кино такие мужчины с первого взгляда влюбляются и голову теряют, а в жизни всё совсем по-другому, девочки. Приземлённее! Вот и полюбил тебя твой Шахов, Лера, не за красивое тело, а за душу, когда узнал тебя вдоль и поперёк. Когда прикипел к тебе намертво. Вот и бегает он сейчас сайгаком, потому что дорога ты ему. И не на эмоциях дорога, когда между ног колокольный звон, а взвешенно. Осознанно!

— А жене ребёнка он тоже осознанно делал? — спросила я, и горькая слеза сорвалась с ресниц.

— Какая жена? — от шока Ангелина Марковна даже икнула и воззрилась на меня с недоверием. — Ты же сказала, что теперь-то он точно разводится ради тебя. Я решительно ничего не понимаю…

А я только развернулась и направилась в прихожую, где в моей сумочке, вечным напоминанием об очередном предательстве, лежало письмо от Эллины Безруковой. Достала его и тут же сунула под нос старушкам.

— Вот вам. Полюбуйтесь на идеального мужика. Хорош же, да! Как говорится, наш пострел везде поспел, — произнесла это и горько разрыдалась, пытаясь в который раз проглотить свою обиду.

Да только не получалось.

— Он врал мне! Что нужна, но даже не потрудился поставить красиво между нами точку. Носился со своим эго, как с писаной торбой! Что верен врал, но сам в это же время усиленно пахал на жене, торопясь заделать той будущего наследника. Что любит тоже врал, но разве ж такая любовь мне нужна, когда где-то будет расти ребёнок и думать, что папа бросил его из-за меня? Не умеет этот человек любить. И нет у него ничего святого. Просто сейчас на вершине пирамиды его ценностей стоит похоть и обращена она в мою сторону. Вот и всё.

Снова расхожусь до такой степени, что старушкам приходится отпаивать меня каким-то успокоительным отваром. Цежу его поспешно и, икая, бурчу под нос:

— Ненавижу себя. Никогда не была такой плаксой.

— Ничего, Лерочка, всё пройдёт. Ты, главное, себя не предавай, а с остальным время справится.

Время?

Последующие бесконечные, словно резиновые недели оно, казалось бы, только угнетало моё состояние. Боль не стихала. Появилась апатия. И лишь работа спасала меня от того бездонного омута, в котором я бесконечно тонула.

За Мяусом обещали приглядеть старушки. Им я оставила ключи от квартиры и попросила забрать животное под шумок, когда рядом с домом, со стопроцентной гарантией не будет привычного наблюдения. Сама же я, на перекладных отправилась в путь до фазенды, путая свои следы сначала в торговом центре, затем в метро и наконец-то на вокзале. Села в полупустую электричку и доехала до конечной, где пересела на рейсовый автобус и вышла всего в ста метрах от нужного мне резного и будто бы пряничного домика.

Там меня уже ждал сосед Пелагеи — Степан. Грустный и чуть сгорбленный дедушка, который показал, где, что и как работает, а также махнул рукой в сторону отдельно стоящей баньки, из трубы которой уже валил дымок.

— В посёлок езжу раз в неделю за продуктами. Пока оставлю тебе молока, яиц и домашнего хлеба, а на завтра список напиши, чего надобно, и я всё привезу. Собаку местную не гоняй. Она добрая, Найдой зовут. А вот кошаков поостерегись, они тут дикие, но зато вороньё гоняют, дай боже.

— Поняла вас. И спасибо!

Так я и зажила в этом диком месте. Недалеко от озера и с видом на почти дремучий сосновый лес.

И мне бы восстать из пепла, но не выходит. И с каждым днём всё труднее было преодолевать тоску, печаль и скорбь по прошлому. Бывало, я просто часами сидела на террасе и пялилась в никуда, кутаясь в огромный плед. И внутри меня зияла такая бесконечная пустота. Полнейший вакуум. И я не знала, чем могу его заполнить.

Порой казалось, что вот оно — я почти успокоилась. Но стоило мне только открыть то злосчастное сообщение, где Данил мне признавался в любви, и всё — срыв. Слёзы ручьём и голос вновь сорван от жалобного воя.

И ещё сны…

Бесконечные видения, где Шахов словно заводной твердит мне, что любит, прижимая к себе так сильно и так жарко, что я была не в силах оттолкнуть его.

Ах, ещё бы раз почувствовать себя живой!

И там, по ту сторону от сознания, я позволяла раздевать себя. Целовать набухшие горошинки сосков, скользить языком до пупка, что прикусывая чувствительную кожу ниже. А затем умирала от эйфории, когда губы Данила накрывали разбухший перевозбуждённый клитор.

Я просыпалась от оргазма. А потом ревела белугой в омерзении от самой себя.

Так и шли дни. Безысходные. Беспросветные. Невыносимые.

Пока однажды телефон не зазвонил, являя на своём экране номер Ангелины Марковны.

— Алло? — приняла я вызов.

— Лерочка…, — услышала взволнованный голос.

— Что-то случилось? — встрепенулась я тут же.

— Ох, не знаю даже, как и сказать.

— Говорите как есть!

— Мария совсем сдала…

— Боже! Но ведь все было хорошо.