Любовница поневоле

Заметив мой приход, начали стекаться соседи. Каждый непременно хотел, чтобы я спустилась в его квартиру и посмотрела, что натворила. Женщины поливали меня грязью и наслаждались унижением. Мужчины кричали так, что хотелось залезть под сырой плинтус и остаться там жить. Они пугали судами, давили авторитетом или просто замахивались, желая напугать, подкармливая свое эго и ненаглядных жен зрелищем. В кои-то веке били не их.

Я не могла оторвать глаз от вздыбленного ламината и то и дело повторяла извинения. Стыд пожирал меня, жадно откусывая самые аппетитные кусочки души.

Одна дама была особенно настойчива и обошлась мне дороже всего. Мокрой псиной воняло из-за нее.

Понять, зачем делать ремонт достойный минимум загородного поместья, в зачуханной девятиэтажке я не смогу. Как и то зачем хранить в самом жарком регионе страны коллекцию из десяти натуральных шуб. Все это добро намокло, расклеилось, закучерявилось там, где было выпрямлено и жутко, просто отвратительно тошнотворно воняло.

Обрадовала меня и хозяйка.

– Манатки свои собрала и выметайся! Сейчас приедут дверь новую ставить, чтобы духу твоего не было! И не надейся на меня все штрафы и выплаты соседям скинуть! У меня все твои данные есть!

Я боялась примерно подсчитывать сумму, которую буду должна, но даже не это было самое страшное. В шкафу, в маленькой подарочной коробочке из-под кошелька, я прятала последний подарок родителей. Меленькие серьги-колечки с россыпью крошечных бриллиантов. Это был подарок на день рождения. За неделю до той проклятой аварии.

Ценности в сережках особой не было. Только для моего сердца. Оно остановилось в ту самую минуту, когда я увидела отсыревшую крышку коробочки на полу спальни.

Потоп не смог бы добраться до верхнего ящика комода и залезть под белье. Это сделали люди.

Плакать у меня никогда не получалось. Последние слезы я оставила на похоронах родителей. Спасая остатки своих вещей, я только чувствовала, как огонь разъедает грудную клетку, и отмечала, как нервные пальцы не справляются с замками и пуговицами.

Через час я стояла у палаты Гордея Миронова и никак не могла решиться постучать. Он – хозяин города. Жестокий, богатый, опасный и пугающий. Старше меня на тринадцать лет и опытнее на целую жизнь. Но выбора у меня нет. Он единственный, кто может помочь.

Глубокий вдох и не дышать. Стучу и, дождавшись резкое “да!”, вхожу в палату.

– А, это ты красивая, заходи. Что хотела? Стоп. Ты почему в таком виде?

– У меня просьба. Я хотела… – переступаю с ноги на ногу и не знаю, как начать разговор.

– Соберись.

– Мне нужны деньги. Срочно. Много. Банки не дают, а обратиться мне не к кому.

– Зачем?

Я рассказываю ему все, что произошло. И про шубы, и про то, что меня выкинули из квартиры, и зачем-то про сережки.

Мы так и стоим на пороге палаты, он с каждым моим словом хмурится, а я сильнее впиваюсь пальцами в ручку чемодана.

– Мне нужны будут контакты хозяйки. Не трясись только. Все решу.

– Я все до копеечки отдам. Я отработаю, можно зарплату не…

– Обязательно отработаешь, – его улыбка превращается в звериный оскал. – Сказал же – все решу. А ты будешь моей любовницей. Пока не наиграюсь.

Волна облегчения смывается еще большим страхом. Он подходит слишком близко, но теперь ему можно все. Я сама отдала себя ему в руки.

Жестко придерживая меня за затылок, он жадно вгрызается в мой рот. И отказать ему я не имею никакого права.

Глава 2

Это не поцелуй. Это безжалостное нападение. Он пытается подавить, а мне некуда отступать. Теряюсь. У меня не получается ему ответить. Зубы сталкиваются, кислорода не хватает, он просто не дает мне сделать вдох! До боли прикусывает нижнюю губу и тут же влажно, со вкусом, зализывает.

Пытаюсь его остановить, но мои метр пятьдесят пять и пятьдесят килограмм против двухметровой горы мышц абсолютно бесполезны. Я его с места не сдвину, даже если очень сильно понадобится.

– Тиш-ш-ше, красивая. Не брыкайся. Иначе будет больно, – и в подтверждение своих слов он наматывает на кулак мои волосы и оттягивает их назад.

Заставляет заглянуть ему в глаза и от увиденного меня пробирает дрожь. Темные бездонные холодные омуты манят, завораживают. В них только тонуть. Меня уже не спасти.

– Если будешь слушаться – тебе понравится, – царапающий, хриплый шепот прокатывается теплом по телу, несмотря на грубость.

Буду. Конечно буду. Выбора у меня нет.

Он привык, что ему подчиняются. Беспрекословно. Давит не только физически, но и своей хищной аурой. Сожрет и не подавится. Ему таких, как я нужно пятеро, чтоб насытится. Страх, что он может меня выкинуть, если я буду отказываться или ему не понравится, пульсирует в венах.

Он оглядывает мое тело, склоняет голову набок. Смотрит так, будто видит все, что скрывается под одеждой. Оценивает. Невозможно понять, нравится ему или нет, но он уже намечает планы, что со всем эти можно сделать. Хочется прикрыться, спрятаться, но мне бежать уже некуда.