Любовница поневоле

— Хорошо, — говорю я, медленно поднимаясь. Официанта нет поблизости, его вызывают с помощью электронного звоночка на столе. Но даже если бы и был, не уверена, что сейчас бы это меня остановило. — Тогда давай обсуждать. Терпеть не могу неизвестность.

Я делаю шаг от стола и одним движением стягиваю свитер через голову. Следом идут кроссовки, которые я пинаю в сторону, туда же летят стянутые джинсы и нижнее белье.

— Ты хотел посмотреть на меня без тряпок? Так пожалуйста!

Я не стесняюсь своего тела: у меня небольшая грудь, но тонкая талия и стройные ноги. Вот только почему-то от горящего желтым взгляда Доминика хочется чем-то прикрыться. Настолько тот жадный. И злой.

Что-то идет не по твоему плану, волк?

— Дальше по списку, — продолжаю я, сжимая кулаки, чтобы не выдать мелкую дрожь, которая, кажется, охватывает меня целиком, прокатывается по телу от макушки до босых ног. — Ты хотел, чтобы я стонала под тобой. Мне под стол залезть или на стол? В общем, я должна как-то оказаться под…

Доминик оказывается на ногах раньше, чем я успеваю закончить фразу, перехватывает меня за горло, фиксируя шею и притягивая к себе.

— Хочешь, чтобы это поскорее закончилось?

Прикосновение кожа к коже опаляет меня, злость в глазах вервольфа заставляет мой пульс ускориться, а дыхание сбиться, но, кажется, мой инстинкт самосохранения покинул меня в тот вечер, когда я решила к прийти Экроту. Когда не переступила тот бесов порог!

— Очень, — выдыхаю я и охаю, когда он перехватывает меня и, будто я ничего не вешу, буквально тащит в сторону одной из боковых комнат.

Вырываться бессмысленно, но я все равно дергаюсь в его руках. Недолго, потому что Доминик легко толкает меня: я лечу и падаю спиной на кровать. Королевского размера, как и положено в подобных номерах, на такой постели можно потеряться. Но сама обстановка спальни смазывается для меня в сплошное безликое пятно, потому что все мое внимание приковано к Доминику, расстегивающему ремень на брюках.

Наши взгляды встречаются, и я будто отчетливо осознаю, что разбудила и разозлила зверя.

— Ты права, — рычит он. — Не будем терять время.

В отличие от меня он даже не раздевается, просто стягивает брюки и наваливается на меня сверху. Тяжесть его тела выбивает воздух из груди, но я и так задыхаюсь.

Это все неправильно.

Неправильно.

Только мысль о спасение родных отрезвляет, я делаю это ради них. Но сейчас почему-то даже она не приносит успокоения. Не помогает расслабиться, когда жесткие губы находят мой рот и терзают так долго, что это сливается в бесконечность.

Хотя сейчас лучше расслабиться.

Если я не могу получать от этого удовольствие, то хотя бы не превращать это в ад. Сжать зубы и…

Бесы!

Когда Экрот толкается в меня, хочется не стонать, а вскрикнуть, но я закусываю щеку изнутри до привкуса крови на языке. Все равно дергаюсь, потому что он большой, а у меня давно никого не было. И все это для меня слишком.

Я жду нового раза, но Доминик отстраняется и буквально рычит:

— Давай договоримся, Шарлин, что, когда я спрашиваю, нравится тебе что-то или нет, ты отвечаешь. Правду. А не изображаешь мученицу, готовую скорее умереть, чем признаться в том, что ей нравится происходящее.

— Хочешь правду? — выдыхаю я. — Мне не нравишься ты.

— Придется это исправить!

Я не успеваю спросить, как он собирается это делать, потому что Доминик перекатывается на бок, одной рукой перехватывает мои кисти над головой и второй ладонью скользит между моих бедер. На контрасте с грубостью прикосновение губ к моим губам обманчиво мягкое, затягивающее, словно водоворот. Шероховатые пальцы раздвигают складки, нащупывают чувствительный бугорок клитора, и я дергаюсь, чтобы уйти от этого прикосновения.

— Не нужно! — рычу я.

— Не нужно тебя трахать? Это есть в моих условиях.

— Не нужно пытаться мне угодить.

— Вот так?

Он вводит в меня сразу два пальца, и я дергаюсь снова, но на этот раз от прошившей все мое тело молнии. Доминик довольно усмехается и повторяет движение под тем же углом, задевая точку, от которой растекается жар внизу живота и хочется выгнуться дугой. Насадиться на пальцы.

Именно этого он и добивается! Сказал же, что хочет, чтобы я стонала. Но отпустить себя — значит ему поддаться, а это выше моих сил!

Он трахает меня пальцами отнюдь не нежно, то замедляя, то ускоряя ритм, но, когда выскальзывает из меня, я готова стонать от досады и чувства неудовлетворенности. Потому что по всем законам мое тело не должно реагировать так на близость с этим вервольфом.

Не должно, но, бесы с ним, реагирует оно именно так!

С моих губ все-таки срывается предательский стон, когда он одним плавным движением снова входит в меня. Заполняя целиком. Но не позволяя даже привыкнуть к этому ощущению, выходит и толкается снова, сразу срываясь на бешеный ритм. Глаза у Доминика тоже бешеные, будто он наконец-то дорвался до чего-то очень сильно желанного. Мощные толчки сотрясают мое тело, и мне остается лишь откинуться на одеяла и отпустить себя.