– К кому ж еще. Жена – это святое. Они всегда к женам возвращаются. Сына она от него ждет. А он мечтал о сыне годами. А ты так – временное явление. Притом глупое!
Я развернулась и пошла прочь, чтоб не слышать этого унизительного потока, чтобы не чувствовать себя еще больше униженной. Проклятый Грося.
Потом уснуть не могла. Всю ночь вертелась с боку на бок. Пока не встала, чтобы спуститься на кухню попить воды или компот из свежих фруктов, который варили каждый день по расписанию. Сегодня малиновый. Обратно с кухни я пошла через оранжерею, чтобы подышать свежим воздухом через распахнутые окна. В саду зацвела сирень и ее нежный аромат витал по всему дому.
Ступая босыми ногами по прохладному полу, тихо шла вперед, пока не услыхала голос Эллен. Он доносился из ее комнаты. Балкон выходил окнами на оранжерею. Разговор слышно очень приглушенно, но достаточно хорошо. Мне, может, было бы все равно, и я пошла бы дальше, если бы не услышала:
– Ты должна что-то решать, Мила. Ты не можешь от него скрывать и дальше.
Мила? Она говорит с женой Петра? Притаилась, прислушиваясь и прижимая руки к груди.
– Нет, сегодня он не приезжал. Но вчера и позавчера ночевал здесь. Что? Я не знаю, что тебе сказать. Отношений как таковых нет. Это не отношения, а голый секс. Перебесится и вернется.
Ах ты ж старая сука. Так ты и вашим, и нашим. Передо мной заигрываешь, учишь, тренируешь, а сама ей все докладываешь?
– Понимаю, что долго. Зацепила. Но она девчонка. Что дать ему может. У тебя дети, статус. Ты жена. Только разберись с проблемой. Ты должна что-то придумать, до родов рукой подать. Не успеешь оглянуться – несколько месяцев пролетят как один день. Что потом скажешь? Что врачи ошиблись?
О чем они? О ребенке? Что скрывает и о чем врет ему жена? Они настолько близки с Эллен, что обсуждают это настолько открыто?
– От ребенка надо избавиться. Как только он узнает, что это не мальчик, тебя может ждать развод. Понимаю, срок. Ну что сказать, отдай на усыновление, скажешь, умер в родах, залетишь еще раз. Или выкидыш…Хорошо, что уже думала об этом, правильно. Тебе сейчас не сопли распускать надо, а о положении своем думать. Оно шаткое и зыбкое.
О боже! Значит, Людмила обманывает Петра и не ждет от него мальчика…Ну и что, что это девочка? Что здесь такого? Это же ее кровиночка, ее малыш. Я бы никогда в угоду мужику от ребенка не избавилась. А эти две…так спокойно обсуждают по сути убийство. Какой у нее срок? Когда я была в опере, ее еще мучил токсикоз и был слегка виден живот. Сейчас месяцев семь…
– Ладно. Потом поговорим. Ты не звони мне сюда. Опасно. Услышать кто может. Нет, эта спит давно. Его когда нет, она без задних ног отсыпается, он у тебя тот еще жеребец. Все, молчу…понимаю, что неприятно, но надо смотреть правде в глаза. Надо, чтоб он и тебя, как жеребец! Избавься от ребенка и начинай с ним с чистого листа, увези куда-то на остров, не знаю. Куда угодно, чтоб время с тобой проводил. Новая беременность тоже…Значит, надо сделать, чтоб захотел! Мне учить тебя! В прошлый раз я дала тебе рецепт, ты использовала. Вот и сейчас используй.
От их разговора меня затошнило в полном смысле этого слова, аж к горлу подкатило с такой силой, что в пот бросило и ноги ослабели. Так вот как она его годами держит…и эта дрянь ей помогает. Совсем не друг Эллен, а самый лютый враг прямо под носом в доме. Жаль, что я не настоящий венок ей тогда плела, точнее, жаль, что не на ее могилу.
Глава 13
Вы думаете, насилие – это обязательно физические истязания? Ни черта подобного. Самое жуткое насилие – это когда ломают душу. Когда из твоего характера выжигают и вытравливают того, кем ты являешься, чтобы вместо него появился некто другой.
(с) Ульяна Соболева. Отшельник
– А если бы…если бы вдруг оказалось, что я жду от тебя ребенка?
Не знаю, зачем спросила, зачем вообще затронула эту тему. Но вопрос произнлсся сам собой, и я уже не могла взять свои слова обратно, только с замиранием сердца ждать его ответ и бояться, что он окажется настолько жестоким, что я не смогу выдержать удар…Но я выдержала. Я теперь многое могла выдержать. Петр научил меня быть сильной.
Схватил за руку чуть выше локтя и притянул к себе. Ледяные глаза сверкнули жестоким блеском и полоснули меня яростным взглядом по самым нервам. После этого взгляда уже не хотелось услыхать его ответ.
– Никаких «если бы». И никакого ребенка. Я тебя выпотрошу, как курицу, Марина. Не вынуждай меня поступать с тобой жестоко и следи за приемом таблеток. Кажется, я уже говорил тебе, чтоб ты предохранялась. Не усложняй себе жизнь и мне тоже. На хрена мне от тебя ребенок? Ты кто такая?
И еще один шрам на сердце. Глубокий, болезненный. Еще одна иллюзия вдребезги, и я уже жалею, что спросила, жалею, что сама опять причинила себе адскую боль, которую теперь нужно перетерпеть, с которой надо справиться, как и с каждым ударом, который он мне наносил снова и снова.