Любовница (СИ)

– Слушаю тебя, – кивнул с готовностью, мысленно усмехнувшись.

Кажется, он понабрался у своей новой пассии всяких клишированных словечек. Эх, помнится мне, были времена… Сауна, дружный мужской коллектив, девчонки… А потом Артур взял да женился, неизбежно отдалившись.

Не понимал я его тогда, даже находясь в браке и имея ребенка, как можно взять и отказаться от личной свободы?

– Мы сейчас прозванивали наших клиентов, и выяснился интересный момент… Оказывается, большинство из них не отказывались от сделки, а заключали ее. И знаешь, кто у них у всех был риелтор? – холодно проговорил Артур. А у меня внутри всё похолодело. – Я знаю, что ты скрываешься от приставов. Но в моем агентстве я не позволю работать в черную. Это не считая того, что некоторые сделки вообще вызывают большие вопросы.

– Артур... – попытался оправдаться.

– Не нужно, – остановил он меня жестом. – Факты говорят за себя. Забери в отделе кадров свою трудовую, и чтобы я больше тебя не видел. Недостачу посчитаем позже.

– Какую недостачу? – опешил, понимая, что сумма будет внушительная.

– Обычную, – повысил он голос. – Или ты думал, будешь мимо кассы носить и тебе за это ничего не будет. Вернёшь всё. Скажи спасибо, что без процентов. И то, только по старой дружбе. Но имей в виду, не отдашь по-хорошему, я обращусь в полицию. Свидетелей предостаточно.

– Я... – в отчаянии не знал, что сказать или сделать, не ожидая подобной резкости от приятеля.

– Пошел вон! – рявкнул Артур.

Уже позже, сидя на кухне и рассматривая почти пустую бутылку, хотел запустить ее в стену. Где я найду такие деньги?.. Продать квартиру? Вернуться жить к маме? Молодец, ничего не скажешь... В моем-то возрасте жить с родителями.

Закрыл глаза, пытаясь унять страх и накрывающую тоску в душе. А всё могло быть иначе... Сейчас бы сидел в нашем с Дашкой доме, ел бы вкусный ужин, а не пельмени, и помогал сыну с уроками.

Сын... Надо позвонить Степке! Съездить к нему или пригласить к себе. Только захочет ли? Он так тянулся ко мне, ждал. А у меня то бабы, то друзья... Казалось, я держал в руках что-то важное и дорогое, но всё утекло сквозь пальцы. Стоило всё этого? Теперь я ясно понимал, что нет. Не стоило.

– А-а-а, – заорал во все горло, всё же кидая бутылку в стену и от отчаяния закрывая голову руками,

Зажмурился, чувствуя, как грудную клетку разрывает от боли.

Юля

– Ирландский кофе, пожалуйста, – попросила молодого паренька за барной стойкой в кофейне. – И если можно, двойную порцию.

Я снова здесь. В этом городе, разделившим мою жизнь на "до" и "после". Четыре года после отъезда пролетели, как по щелчку пальцев. Казалось, что вот ещё вчера я волочила своё жалкое существование, перебиваясь скудными крохами, что кто-то в шутку, не иначе, додумался назвать заработной платой. Дом – работа… и редкие крохи хоть какого-то разнообразия в выходные дни. Как много людей живут в таком ритме не один год?

Такая жизнь точно была не для меня. Тогда, в прошлом. И, наверное, будь у меня шанс, я бы всё сделала иначе, изменилась, стала лучше, но сейчас понимала, что время уже упущено. Слишком поздно давать заднюю.

А вернулась я только ради того, чтобы разобраться с наследством, доставшимся мне от семьи. Отец, скончавшийся несколько лет назад от рака поджелудочной, с чего-то решил переписать квартиру на меня, видимо, не поделив что-то с матерью в очередном пьяном споре. И после его ухода, мама, не имея возможности со мной связаться, ведь у неё даже номера телефона моего не было, ещё некоторое время вела разгульный образ жизни, водя домой невесть кого и невесть зачем. Это, конечно же, возымело свои последствия.

Полтора месяца назад до меня всё-таки смогли дозвониться госслужащие, видимо, вычислив мой номер через собственную базу. Возможно, у них остался мой зарегистрированный телефон после того, как лежала в больнице с выкидышем, мне не известно. Но факт остаётся фактом: я вернулась в этот город вынужденно и временно. Ведь квартиру, что оставили мне в наследство, собирались тут же забрать из-за долгов. Просто без моей подписи это не представлялось возможным. Бюрократия.

Я не стала бороться за дом, в котором жила всё своё детство. Его и домом-то назвать язык не поворачивался. Сарай с кишащей антисанитарией — лучшая характеристика. Загадкой было для меня то, как соседи ещё не пожаловались за подобное отношение к жилплощади к уполномоченным органам и то, чем родители всё-таки питались. Неужели, на одной пенсии можно было много прожить?

Как бы оно-то ни было, но стоя у могилы своих почивших родителей, я не чувствовала ничего. Ни сожаления, ни скорби — будто бы умерли совершенно чужие люди, не имеющие никакого отношения к моей жизни. Внутри меня царила пустота. Тихая и, я бы даже сказала, зловещая. И это продолжалось уже очень давно.