Любовница (СИ)

— Я не собиралась сбегать, Самарский, а ты… А ты просто ублюдок… — и было как-то не страшно говорить это в лицо разъяренному до крайности Яру, потому что обида на его слова пересилила остальные чувства.

— Тебе иногда лучше молчать. Просто молчать! — Яр навис над ней, будто скала. — Молчи, Саша, потому что иногда я уже думаю, что было бы неплохо отрезать тебе твой острый язык! — как когда-то в самом начале, он снова начал ей угрожать. Не уговаривать, не хитрить, просто угрожать.

— А ты можешь, Самарский. Отрезать… А потом отправить моему отцу, да? Сувенир от честного конкурента? Ты ничтожество!

Вряд ли Яр рассчитал силу удара. Наверное, просто рука соскользнула или, может, в последний момент он передумал, просто отвести руку окончательно не успел, наверное, да, иначе было бы больнее, намного. Сначала Саша даже не поняла, почему вдруг ее голову резко повернуло налево, а вот когда онемение прошло, и в место пощечины, воткнулись сразу тысячи иголок, все стало на свои места.

Саша схватилась за пылающую щеку, обводя взглядом всех вокруг. Артем смотрит с сожалением, но ведь не вступится, как всегда. Остальные — даже с каким-то одобрением, видимо считая, что заслужила. Толпа по правую руку будто слишком занята происходящим на сцене… Кто-то застыл, кто-то отводит глаза… Но никому нет дела.

— Неплохо, Ярослав Анатольевич. Только все чаще вы опускаетесь до исполнителя. Не ваш уровень, господин Самарский, — Саша вскинула голову, не желая, чтобы Яр видел, как больно сделал. Не физически, морально. Он ей не поверил. Не поверил тогда, когда она говорила правду! — Я нагулялась, простите, — резко развернувшись, Саша пошла вниз по улице. Не бежать, к черту побеги на сегодня, к машине. Подальше от него и места своего унижения. Скула ныла, щеки горели, холодный ветер уже не пробивал до костей, а всего лишь остужал огонь собственной крови. За ней кто-то пошел, Саша была уверенна. Саму бы ее не пустили, но оборачиваться она не собиралась.

По памяти спустилась по узким улочкам к костелу, на той же парковке стояли три машины. Еще прежде, чем она успела подойти, в одной из них сработала сигнализация. Все так же, не оборачиваясь, девушка дернула ручку, села на переднее сидение.

Пошли к черту. Она не сядет снова с Самарским назад. Не будет больше смотреть на него влюбленными глазами полной дуры. Наигралась, в наивную принцессу, выкраденную добрым рыцарем. Он преступник, он использует ее, как хочет и когда хочет. В своих целях, не заботясь о ней ни грамма. Он ублюдок, и это правда.

Водительская дверь открылась, за руль сел Артем. Но начинать разговор не спешил, впрочем, как и Саша, девушку будто сковало невидимыми цепями. Сложно было повернуть голову, сложно поднять руки. Намного проще смотреть в одну точку, даже не моргая и ненавидеть, ненавидеть неистово, до исступления, без права оправдаться.

Артем тяжело вздохнул, поворачиваясь к девушке.

— Все скоро закончится, слышишь меня? Ты скоро снова будешь дома, в безопасности. Потерпи еще немного. Я умоляю тебя. Не выводи его из себя.

Саша не реагировала, продолжая смотреть вдаль. Она уже не верила, что это когда-то закончится. Как не верила ни Самарскому, ни самому Артему. Он не лучше. Он исполнитель, который ни разу даже не усомнился в правоте своего патрона. Ни когда крал, ни когда позволил ворваться к ней в комнату в ту ночь, пьяному Самарскому, ни сегодня. Он вечно умывал руки, только что-то шло не так.

— Он просто испугался. Дурочка, за тебя! Ты знаешь не все. Тебе сейчас нельзя домой. Там опасно. А тут, мы сможем тебя защитить… Но я тебя умоляю, не выводи его из себя! Ради тебя, Саша, ты меня слышишь?

Она не собиралась отвечать, а Артем потребовать так и не успел. В водительское окно постучали. Охранник резко обернулся.

— Черт, — выругавшись, мужчина вышел из машины, сильно хлопнув дверью. Лишь на миг в салон ворвался холодный ветер, а потом опять стало душно. Слишком мало воздуха, тяжело дышать. Нет. Не сейчас. Сейчас нельзя. Закрыв глаза, Саша попыталась выровнять дыхание, загоняя свой гнев подальше. Не так глубоко, как хотела бы, но чтоб хотя бы в висках не пульсировал.

На улице спорили. Артем и еще кто-то, не важно кто. Слышны были только обрывки фраз, отдельные слова. Но Артем явно пытался уговорить этого «кого-то» что-то не делать.

«Нет»

«Я не спрашиваю.»

«А может зря? Может, хоть раз спросите, не меня, ее!»

«Почему ты за нее так беспокоишься?»

«А кому за нее беспокоиться?»

«Я все сказал, Артем.»

«Я поеду с вами.»

«Ты поедешь домой.»

Они препирались долго. Но это Сашу не интересовало совершенно. Только отрешившись, она могла заставить себя успокоиться. Так ее учили с детства, спокойствие для нее — не просто желаемое состояние, если она хочет дышать, жить, ей надо успокоиться.

Снова открылась дверь, впуская холодный воздух. Водитель сел за руль, заблокировал двери, вставил ключ, но заводить машину не спешил. Он пристально смотрел на совершенно безразличную сейчас Сашу, холодную, далекую, недосягаемую. Такой она не была никогда. Никогда на его памяти.