Хотя им вполне мог быть и Дега.
Сюзанна Валадон, мать Утрилло, очевидно, никогда этого не знала.
Если Ренуар или Дега знали, то они, очевидно, так никогда и не сказали.
Имя Андреа дель Сарто звучит так поэтично, когда его произносишь.
Хотя вообще-то оно означает лишь то, что его собственный отец был портным.
Andrea senza errori — так его еще называли. Это означает, что он не совершал ни единой ошибки, когда рисовал.
Естественно, это я тоже должна была где-то вычитать, прежде чем мне случилось это запомнить.
Мне грустно также знать, что Андреа умер во время чумы, в бедности и забвении.
Хотя Тициан тоже умер во время чумы. Правда уже в возрасте девяноста девяти лет.
Джексон Поллок врезался на машине в дерево, не более как в десяти минутах езды на пикапе от того места, где я сижу прямо сейчас, одиннадцатого августа 1956 года.
С другой стороны, я не помню день рождения Поллока. Хотя, несомненно, это не из разряда того, что я когда-либо знала.
Я также забыла об артрите Ренуара.
Мое левое плечо, однако, совсем не беспокоит меня в последнее время.
Гоген был еще одним живописцем, страдавшим сифилисом.
Даже хотя, живи он в эпоху Ренессанса, он принадлежал бы к гильдии аптекарей.
Как все художники. Это потому, что они смешивали краски.
Честное слово, так все и обстояло в те времена.
Так что, возможно, та аптека, которую я забыла заметить в Савоне, вовсе не называлась «Савона», а имела название в честь Гогена.
В Мадриде я однажды жила в отеле « Сурбаран».
Если только, быть может, он не носил имя Гойи.
И не находился в Памплоне.
Хотя что мне сильнее хотелось бы знать, так это почему все это напоминает мне о чайках.
Ага. Чайки являются падальщиками, разумеется.
Когда я говорю «являются», я имею в виду «являлись», естественно.
Но, в любом случае, это было всего лишь предположение о том, что когда-то над свалкой отходов наверняка летало сколько-то чаек.
Никто не знает, сколько, но, безусловно, значительное количество.
Несомненно, другие существа тоже приходили и уходили, разумеется.
Например, собаки и кошки, как можно себе представить.
Впрочем, возможно, что даже крупные собаки опасались бы чаек.
Кошки уж точно.
Если только, конечно, там не было бы значительного количества кошек, в сущности, примерно равного значительному количеству чаек, что очень сомнительно.
На самом деле я лишь имела в виду одну или двух домашних кошек, которых выставили из дому на ночь.
Как-то, когда я рисовала в Коринфе, штат Нью- Йорк, летом, я каждый вечер выставляла своего кота за дверь.
Я помню это, потому что кот был городским и его никогда прежде не выставляли.
Каждую ночь, на протяжении нескольких недель, я беспокоилась за этого кота.
Вообще-то я также чувствовала себя виноватой, хотя никогда не была уверена, в чем я чувствовала себя виноватой.
Наверняка кот, который всю жизнь провел взаперти на чердаке в Сохо, сочтет приятным находиться снаружи ночью, — пыталась убедить себя я.
Возможно, он даже найдет других кошек, чтобы пообщаться, чего он тоже никогда раньше не делал, — дополнительно успокаивала себя я.
Тем не менее мое чувство вины не проходило тогда дольше всего.
Даже после того, как я убедилась, что кот всегда возвращается, из-за чего я часто забывала про него до самого полудня, мое чувство вины сохранялось.
С той лишь разницей, что к тому времени я чувствовала себя виноватой уже в том, что забыла впустить кота обратно.
Часто я подозревала, что кот все равно мало что делал, кроме как спал всю ночь под крыльцом.
Я также не имею ни малейшего понятия, как это может быть связано со свалкой отходов, ведь я не помню никакой свалки отходов в то лето, когда я рисовала в Коринфе, штат Нью-Йорк.
В то лето мусор складывался у двери.
Кстати, также нет никакой связи между котом, о котором я говорю, и тем котом, которого я видела в Колизее.
Кот, которого я видела в Колизее, был серым и, казалось, играл с чем-то, например с клубком пряжи.
Мой же кот был рыжей окраски и, чаще всего, ленился.
Очевидно, нет никакой связи между моим рыжим котом и тем котом, что скребет здесь у разбитого окна.
Пусть даже я, хоть убейте, не помню, как наклеивала эту липкую ленту.
Возможно, что никакого кота в Колизее тоже не было.
Если достаточно сильно захотеть увидеть кота, то, несомненно, увидишь его.
Хотя, возможно, кот там был. Вероятно, просто прожекторы, когда я включила прожекторы, сделали его подозрительным.
Естественно, я никак не могла знать, не съел ли он что-нибудь у меня за спиной, ведь большая часть банок, которые я расставила, были наполовину опустошены дождем в мгновение ока.
Пока я не увидела один из них, я считала, что воздушные замки — всего лишь расхожая фраза про Испанию.
Действительно ли был этот другой человек, которого мне не терпелось найти, когда я занималась всеми этими поисками, или я просто не могла вынести собственного одиночества?
В любом случае, люди, постоянно выглядывающие из окон и заглядывающие в них, — это, несомненно, все же не такая уж нелепая тема для книги.