Любовница

Расставаясь с Бруно, она воображала, что, оборвав все связи последних двух лет, она сможет начать все сначала. Ею владела странная мысль, что, поступив таким образом, она соприкоснется с прежней Тэрой, с девочкой, которая подавала большие надежды, которая восхищала отца своим юношеским талантом.

Она хотела создать пространство, в котором смогла бы осуществить это желание. И некоторым образом достигла этого. Но то, что она представляла как чистый лист, теперь напоминало пустоту.

Даже несколько минут в обществе надменного Ксавьера казались предпочтительнее одиночества.

И, словно угадав ее желание, Ксавьер, вместо того чтобы направиться к двери, подошел к пианино и провел пальцами по клавишам.

– Как мама?

– Удивительно хорошо, – сказала Тара. В ее голосе звучали нервные нотки.

– А доктор-вдовец?

– Тоже.

– А-а. А как твой юный друг Бруно?

Тэра на секунду замешкалась. Она хотела ответить уклончиво, но передумала. Какой смысл скрывать то, что произошло!

– Я не знаю. Мы сейчас не встречаемся.

Ксавьер повернулся и внимательно посмотрел на Тару. Она ответила твердым взглядом.

– А-а, – протянул он, снова поворачиваясь к фортепьяно.

На пюпитре перед ним стояли ноты скрипичной сонаты ля минор Сезара Франка. Текст был испещрен многочисленными карандашными пометками и указаниями. Ксавьер перелистал страницы.

– Эту вещь можно играть столькими различными способами, – проговорил он. – Поистине удивительное произведение.

– Я играла ее вместе с отцом, – сказала Тэра. – Он исполнял партию фортепьяно, а я боролась со всем остальным.

– Первая часть требует гигантских рук, – заметил Ксавьер. – Посмотри! – Он взял аккорд, и его длинные пальцы едва дотянулись до клавишей.

– Да, Франк, наверное, был мощным парнем, – хмыкнула Тэра.

Ксавьер сел за фортепьяно и начал играть вступление.

Тэра почувствовала, как ее охватывает дрожь восторга. Не отдавая себе отчета, она взяла в руки скрипку. Глядя через плечо Ксавьера, она следила глазами за нотами, ожидая вступления скрипки.

– Сейчас! – тихо скомандовал он, кратким кивком головы подавая сигнал к началу грустной, задумчивой мелодии скрипки.

Тэра вела смычком по струнам. Теперь тема перешла в ее руки, мелодия набирала скорость и уверенность. Вскоре вновь вступило фортепьяно. Ксавьер вел основную мелодию в сопровождении легких аккордов. Тэра во время своих пауз напевала про себя, выдерживая ритм, а ее глаза зачарованно и восхищенно следили за руками Ксавьера.

– Хочешь, чтобы я продолжил? – спросил Ксавьер, сделав паузу.

– Да. Но не прислушивайтесь к моим жалким попыткам!

Когда они преодолели кульминацию первой части, Ксавьер сказал ровным тоном:

– Мне понравилось, как ты сыграла это. Чуть-чуть сдвинув акценты. Не слишком благоговейно. Это неплохо. Продолжим?

Не дожидаясь ответа, он перешел к следующей части.

– Здесь надо играть очень быстро, – произнес он. – Тяжелая задача для пианиста. Не знаю, как я буду успевать переворачивать страницы. Тебе придется набраться терпения.

Тэра вступила с партией скрипки.

– Больше взволнованности и страсти, – указал ей Ксавьер, с силой ударяя по клавишам фортепьяно.

– Не знаю, хватит ли у меня духу на этот кусок, – выдохнула Тэра.

– Хватит!

Через несколько тактов она сбилась. Ксавьер остановился.

– Может, мне сбавить скорость в этом месте? Я не слишком бегу? – Он перевернул страницу назад.

– Нет, я просто сбилась, – с виноватой улыбкой призналась Тэра.

Они начали снова. Вместе прошли трудный участок. Тэра полностью сосредоточилась на игре. Она чувствовала, как в ней нарастает ощущение чистого счастья от того, что она играет такую великую музыку с великим и понимающим ее музыкантом.

Играя сейчас вместе с ним, она не чувствовала разницы в возрасте или опыте. Они были настроены на одну волну. Музыка, которую они играли, рождала какую-то особую энергию, которая как золотая нить связывала их вместе.

Последняя часть этой сонаты всегда захватывала Тэру, и, играя сейчас, она вкладывала в музыку всю душу. Все опасения, ощущения, что ее подвергают испытанию, ушли. Играя с Солом Ксавьером, она не волновалась, ничего не стремилась доказать, она играла без всякого напряжения, свободно, отдаваясь музыке всем существом. Играть так – это самая восхитительная вещь на свете, подумала она, когда затих последний аккорд фортепьяно, и соната закончилась на заключительной долгой ноте ее скрипки.

Тэра глубоко вздохнула. Пот струился с нее ручьем. Игра потребовала огромных физических усилий.

– Вы не только маэстро, вы еще и виртуоз, – сказала она Ксавьеру. – Вы были великолепны!

– А ты здорово играла, – заметил он, поворачиваясь на вращающемся стуле. Его глаза сверкнули, вызвав у Тэры ощущение электрического разряда, пронзившего ее тело.

– Музыка, – сказала она, закрыв глаза. – Вот то, чем я хочу заниматься. Только играть.

– Это серьезно? – спросил он, внимательно глядя на нее.

– Я сама все погубила, – помрачнела Тэра.

– Может быть, и нет, – мягко сказал он.

– Да, да. Моника была права. Она была жестока, но абсолютно справедлива.

Ксавьер улыбнулся.