Любовница

Ксавьер неожиданно представил себя орлом, посаженным в клетку в самом расцвете сил. Он вдруг почувствовал панический страх. Молчаливое, невидимое лицо времени как бы насмехалось над ним. Что ему делать? Начать все сначала? Посмотреть на классический репертуар свежими глазами? Может быть, найти где-нибудь захудалый, заброшенный оркестр? Например, в Брадфорде или в Гулле. Он мог взять и превратить этих музыкантов в великий оркестр. Это было бы его детище.

Эта мысль зажгла в нем слабый огонек вдохновения, который неуверенно мигал, но не мог ярко вспыхнуть.

Руки Кеавьера двигались с автоматической точностью, но его дух парил вдали от музыки, холодок пробегал по спине. Его глаза были закрыты. В этот момент сфальшивила одна из скрипок. Совеем чуть-чуть, на какую-то долю секунды. Только тренированное ухо музыканта могло заметить это.

Ксавьер резко распахнул глаза и мгновенно собрал в кулак свою железную волю. Жалость к самому себе – это не из его репертуара. А потеря внимания – непростительный грех. Такого не должно повториться. Пусть он не композитор, но он выдающийся дирижер и будет им всегда.

На следующей неделе пройдут еще два концерта: вечер Сибелиуса и Бриттена, а затем выступление с Дэвидом Бронфенб-реннером, который будет играть скрипичный концерт Элгара, своеобразное погружение в ностальгию по музыкальному возрождению начала века.. Ксавьер дал себе хмурое обещание, что эти два концерта будут безукоризненны по исполнению. Лицемерно-сладкоречивые британские критики проглотят свои завуалированные колкости.

Аплодисменты, которыми закончился концерт, были бурными и нескончаемыми. Публика была в восторге от музыки. И в восторге от Кеавьера. Четыре раза его вызывали на сцену. Каждый раз, оглядев яростно аплодирующий зал, он со спокойным достоинством склонял голову. Лишь тень улыбки была заметна на его суровом лице. Что бы ни думал Ксавьер о прошедшем концерте, он держал эти мысли при себе.

Неожиданно он решил, что хватит. Он насладился аплодисментами и уже был сыт. Резким движением руки он отпустил оркестр и покинул сцену, ища временного уединения в своей артистической.

Публика, все еще охваченная головокружительным возбуждением, стала расходиться.

Зеленоглазая девушка не сдвинулась с места. Она сидела, не шелохнувшись, свернувшись калачиком в своем кресле, и смотрела на пустую сцену.

Глава 2

Джорджиана Ксавьер увидела, что ее муж ушел за кулисы, и удовлетворенно улыбнулась. Концерт закончился, и теперь она полностью могла посвятить себя подготовке празднества, которое они планировали устроить завтра по случаю дня рождения Ксавьера.

Она слушала сегодняшний концерт в пол уха. Перебрав в памяти меню завтрашнего юбилейного ужина, она обратилась мыслями в прошлое, вспоминая о без малого двадцати годах супружеской жизни с Ксавьером. Она была довольна своим замужеством. В мире искусства не многим парам удавалось пройти такую дистанцию. Разводы и раздельное проживание были обычным делом. Но она и Ксавьер до сих пор были вместе – блестящая пара, чей брак покоился на твердом фундаменте.

За все время был лишь один момент, когда на какую-то долю секунды ее охватил страх, что этот фундамент может разрушиться.

Она вызвала в памяти тот едва не ставший роковым день. Все припомнилось с потрясающей четкостью, до мельчайших деталей: Нью-Йорк, послеполуденный летний зной, бежево-золотистые тона роскошного номера-люкс в отеле, аромат свежих цветов.

Пока Ксавьер репетировал в Карнеги-Холле, Джорджиана ходила по магазинам. Одежда, украшения и разные безделушки были разбросаны по спальне, вываливаясь из пакетов с названиями известных фирм.

Джорджиана упала в кресло, чувствуя себя до предела измотанной не столько хождением по магазинам, сколько годами, проведенными с Ксавьером в его бесконечных турне по Европе и Америке. Поначалу она с радостью следовала за ним, как страстная юная поклонница за своим кумиром. Но после того как он ушел из Английского симфонического оркестра, главным дирижером и музыкальным руководителем которого являлся на протяжении более десяти лет, им овладела почти демоническая неугомонность. Он мотался по всему миру, отряхивая со своих подошв пыль одного большого города за другим. Джорджиана чувствовала, что уже не в состоянии выносить этого ритма.

Ксавьер ничком лежал на кровати, отдыхая после дневной репетиции перед вечерним выступлением. Услышав ее усталый вздох, он открыл глаза, окинул взглядом ее трофеи и снисходительно улыбнулся.

– Ты чем-то недовольна, дорогая? – спросил он с притворно-насмешливым удивлением.

– Да.

– Чем же?

– Я одинока. Я все время одна, – с горечью сказала она. – У тебя есть работа, оркестры, музыка…

– И что же?

– Мне нужен дом, друзья, собственная жизнь.