Два дня назад я пришел в издательство к Варшавскому без звонка. Перед этим мне позвонил Игумнов и сообщил, что Варшавский с племянницей (он так и сказал: «с племянницей») вернулись с Кипра, но Вика на работу не вышла и, по словам дяди, уволилась.
– Где она сейчас? – спросил я.
– Это ты спрашивай у Варшавского, – ответил Слава. – Я же просил тебя не вмешивать меня в ваши семейные дела.
– Ты редкая сволота, Игумнов! – сказал я. – Ты втравил меня в такие дела, за которые нормальные мужчины даже не в морду бьют, а убивают!
– Ну ты же не нормальный мужчина! – засмеялся Игумнов. – Ты – Иноземцев, такой же редкий тип, как и я.
Варшавский встретил меня не так, как в первый раз. Смотрел холодно и коньяку не предлагал.
– Здравствуйте, Иннокентий Платонович, – сказал он. – Чем обязан?
– Ничем вы мне не обязаны, – ответил я. – Я даже не буду спрашивать у вас, где сейчас находится Вика. Я прошу только об одном: дайте мне телефон Даши.
Варшавский задумался. Мне показалось, просьба моя его удивила. Он, видимо, ожидал, что я буду искать дочь, а не мать.
– Нет, не дам, – наконец сказал он. – Вообще, мне кажется, вам нужно исчезнуть из нашей жизни…
– Ах, вам так кажется?! – закричал я. – А о чем вы, ее дядя, думали, когда позволяли племяннице жить со мной, зная, что она моя дочь?
Рысьи брови Варшавского взлетели под потолок.
– Вика – ваша дочь? – растерянно спросил он. – Почему вы так решили? Но как же Дарья? Как она могла позволить?
– Вот это я и хотел бы у нее выяснить. Дайте мне ее телефон!
– Не кричите вы так, – попросил Варшавский. – Сейчас все мои бабы у дверей соберутся.
– Мне плевать на ваших баб, – ответил я. – Ваша семейка изувечила мою жизнь. Сперва Игорь, потом Вика. За что?! За то, что я тогда не спустился к Даше?
Варшавский снова задумался.
– Да, – сказал он, – Вика рассказала мне на Кипре эту историю. Призналась, что нарочно влюбила вас в себя и бросила в Новый год, чтобы отомстить за унижение матери. Я, конечно, всыпал ей по первое число, но такие кульбиты вообще в ее характере. Она вечно что-то сочиняет, всегда жила придуманной жизнью. Вика не спрашивала у меня разрешения жить с вами. Она никогда ни у кого не спрашивает разрешения. Думаю, вы и сами это поняли, пока жили с ней. Но я не знал, что дело обстоит так серьезно. Боже мой! Теперь я понимаю, почему так страдал Игорь. Он никогда мне этого не говорил, но я же видел, я все-таки его брат. И она молчала все то время, пока жила с вами? Боже мой!
– Послушайте, хватит уже причитать, – возмутился я. – Ладно, вы не знали. Но Даша-то не могла не знать!
– И это для меня полнейшая загадка.
Я смотрел на лицо Варшавского и пытался понять, врет он или нет? Я уже никому не верил. Но у него были такие несчастные глаза, словно у пингвина, которого вместо Антарктиды привезли в Африку.
– Когда вы последний раз встречались с Дарьей? – вдруг спросил он.
– То есть в каком это смысле – когда? – удивился я. – Вам что, месяц назвать?
– Простите за любопытство, но хотелось бы…
– Да как вам не стыдно? – возмутился я. – Я не желаю обсуждать с вами эти подробности! Дайте телефон Даши!
– Нет, не дам! – решительно возразил Варшавский. – Уходите, Иноземцев. Исчезните навсегда. Вика, конечно, совершила большую глупость. Но вы мужчина, а она, в сущности, ребенок. И за то, что случилось, несете ответственность вы!
– Послушайте, Лев Львович, – как можно более спокойным тоном произнес я. – Я знаю, что однажды в жизни сделал огромную подлость. Но вы не знаете всего, что было со мной потом. А после того, что я знаю теперь, я просто не смогу жить, не встретившись с Дашей. Ладно, черт вас побери! Я собираюсь на коленях просить у нее прощения. Это мое объяснение вас устроит?
– Телефона не дам, – так же решительно ответил Варшавский. – А вот адрес – дам. Поезжайте! Желаю вам, чтобы Дарья так же не пустила вас в дом, как вы ее когда-то. Только одно условие. Вы поклянетесь, что никогда не будете искать Вику. Оставьте бедную девочку в покое. Воображаю, что она сейчас чувствует.
Прогулка с Лизой по зимнему лесу постепенно привела мои нервы в порядок. «Как все-таки важно, – думал я, – чтобы в твоей жизни было хотя бы одно живое существо, которое тебя любит! И неважно за что. Я не знаю, что у этой собачки в голове, и никогда не узнаю. Может быть, Лиза видит во мне только безотказного поставщика разных собачьих вкусностей. Но иногда мне кажется, она чувствует во мне родную душу. В сущности, мы с ней оба инвалиды».