— Вот блин, блин, твою мать. Еще ее мне не хватало…. Приснится же такое… Такое реальное… — Ворчал парень, выпутываясь из одеяла и пытаясь встать. Он почувствовал желание отправиться в туалет, которое его в принципе и разбудило.
Как обычно, опершись на один костыль, он начал полу прыгать в направлении уборной. Но тут его привлекло окно, около которого он только что целовался с Леной в своем странном сне.
Парень подошел к застекленной глади в пластиковых рамах. На улице уже был вечер. Солнце медленно скрывалось где-то за дальней полоской деревьев.
Весь пейзаж, насколько хватало глаз, был мрачно багровым и наполовину лысым. Ноябрь. Ноябрь входил в силу, уничтожая последнюю листву, которая решила взбунтоваться, и не облетать в октябре.
Никаких тебе изумрудных деревьев, рек, целующихся пар и что самое главное, никакой Лены.
Смотря в окно на дорожку, обрамленную мрачными клумбами, парень вдруг почувствовал резкую боль. Эту боль мы чувствуем в том момент, когда осознаем насколько сурова наша реальность. И насколько сложно вновь вернуться туда, где никакой суровости еще не было.
Максим посмотрел вниз. Краски померкшего дня сливались воедино. Внизу бушевало какое-то мрачное море. Не то море любви, в котором они купались с Леной. А скорее море осени и смерти, в котором он теперь с удовольствием бы искупался. Нырнул бы туда с головой и ощутил тот покой, который так ему был нужен, и который он не мог получить, даже находясь в забытье.
— Не советую так делать. Здесь третий этаж. Максимум, сломаешь вторую ногу. А с учетом того, что у тебя их всего две, это будет не слишком хорошо.
Максим резко обернулся, услышав холодный голос. У его кровати находился Август. Этот странный призрак в свете ноябрьского вечера выглядел еще более зловеще, чем ночью. Он спокойно вытирал простыней Макса окровавленное лицо. А его рот расплывался в необычной, белозубой улыбке.
— Ты теперь и в реальности? Нет…. Нет… — Максим невольно сел на подоконник.
— Я реальнее, чем ты думаешь. И ближе, чем ты хочешь.
Мужчина в старомодном, сером одеянии хищно смотрел на парня, как сексуальный маньяк на малолетнюю жертву.
Максима всего трясло. Он всерьез подумал о том, что неплохо бы было выброситься в это окно, чтобы только не видеть зловещего мертвеца, преследующего его вот уже не первый день.
— Ты боишься. Правильно. Страх вразумляет. Страх вразумляет, а боль очищает, — с этими словами Август полоснул себя бритвой по руке. И рукав его пиджака стал пропитываться бурой жидкостью.
— Чего тебе надо! Что ты хочешь! Уходи! Прошу…. Умоляю…
— Я хочу. Я хочу дать подарок. Тебе обязательно пригодится.
Максим с ужасом смотрел на призрака, боясь даже представить, что он такое может ему подарить.
Август медленно открыл Максову больничную тумбочку. Она со скрипом отворилась. И вместо недоеденного яблока и апельсинов, там была человеческая голова, аккуратно отделенная от тела и поставленная на белое блюдо.
Максим смотрел, как завороженный на это. Ему вдруг показалось, что эта голова имеет до боли знакомое лицо. Обезглавленный человек явно был похож на его друга Коляна, с которым парень некогда общался.
Глаза Макса расширились так, что чуть не выпрыгнули из глазниц. Август злобно смеялся, взмахивая в наступающей ночи лезвием бритвы. Голова резко открыла глаза. И парень проснулся.
На этот раз пробуждение было окончательным.
В кабинете у Альберта Викторовича было тихо, уютно и спокойно. Бежевые обои хорошо гармонировали с большим, лакированным столом, на котором стоял метроном.
Странно, этот простой маятник может полностью преобразить помещение, сделав из любой комнаты кабинет врача или ученого.
Помимо того, здесь находилось большое количество шкафов. В них, на первый взгляд, можно было вместить практически все книги мира.
За окном было серо. Но кабинет от этого не казался мрачным. Он скорее был спокойным. Такой островок спокойствия, на фоне бушующего конца осени.
Доктор что-то напряжено смотрел в тонком мониторе своего компьютера. Возможно, составлял какие-то документы.
Максим сидел напротив него и с нетерпением пытался дождаться, когда ему выпадет возможность высказать то, что накопилось.
Но возможность такая все откладывалась и откладывалась. Это было похоже на пытку. Долгую пытку осенним временем.
Это время тянулось в два раза медленнее, чем время весеннее, и раз в пять медленнее, чем время летнее. В этом то и крылся его острый подвох.
— Извините, можно мне спросить? — Заявил Максим, не выдержав такого испытания. — Я уже неделю ждал встречи с вами, чтобы поговорить. Могу я сейчас хотя бы спокойно все сказать?
Альберт Викторович поднял глаза на парня. По его круглому, почти женскому лицу, было похоже, что он видит Макса впервые.
— Совсем забыл. Вы же пришли ко мне в ординаторскую…. А я тут кое-что делал.
— Ничего страшного. Я ненадолго.
— Это очень замечательно. А то дел, знаете ли, много. Можете начинать.
Максим хотел выругаться и выйти из себя. Но он сдерживал своего внутреннего зверя, прекрасно понимая, что это не самый лучший вариант.