Любовное море

— Посмотрите, как вы живете, посмотрите на себя, как вы вообще живете! — Максим говорил так серьёзно, как никогда не разговаривал со своими родителями. — Вы же только и делаете, что работаете, ненавидите друг друга и жрете! Вы душу продать готовы за этот чертов кусок пирога! — Макс схватил для наглядности кусок с тарелки. — Вы вообще когда-нибудь любили? Да вы никогда в своей жизни не любили! Встретились, расписались и в койку! Вот так, просто быстро и тупо, как все…. Как все остальные идиоты! А потом еще пытаетесь учить таких как я жизни! А вы сами-то эту жизнь знаете? Вы сами-то эту жизнь понимаете? Дожили до полтинника, а ведете себя, как детсадовцы. За бумажку задницу целовать готовы?

— Так, Максим. Это уже слишком, — серьезную ноту включило отец. Мать же просто смотрела перед собой, не понимая, что это происходит с ней.

— Слишком? Спать с женой в разных комнатах, как ты, вот что слишком! Ты никогда ее не любил, да ее и любить-то невозможно! Она только делает, что орет и ворчит…. И вечно подчеркивает, что она моя мать! Как будто я, сука, сам этого не знаю! А я любил. По-настоящему любил, в отличие от вас! Мало, но так, как никто в этом чёртовом поселке и в том чертовом городе! И моя любовь покатилась в хренову жопу. И я живу со всем этим, хожу на пары, катаюсь на маршрутках, к вам колхозникам езжу! А вы только и знаете, что пироги свои жрать, да кости перемывать, кому попало.

Сказав это, Максим поспешно удалился в свою комнату. На некоторое время, в квартире повисла тишина. Потом весь дом огласился криками и воплями тети Люды. Также можно было расслышать и возмущенный бас отца парня.

Только это его уже мало волновало. Он сказал то, что хотел сказать. И ему было плевать. Плевать, даже если это были последние слова в его жизни.

Вопреки его ожиданиям на душе легче не стало. Даже, скорее наоборот…. Но его это не волновало. Он сделал это. И сделает еще раз, если такое понадобится.

Ведь теперь ценность поступков не играла никакой роли. Внутри вместо совести была вата. И эта вата не могла ничего посоветовать, запретить или направить в нужном направлении.

Измотав себя болью и переживаниями, и вдоволь наслушавшись криков родителей, которые продолжали скандал без его участия еще долгое время, Максим отправился спать.

Спалось ему жутко и беспокойно. Месяцы, проведенные в больнице, недели, проведенные в городе. Все это сделало домашнюю кровать какой-то чуждой и странной.

На этой чуждой кровати снились странные сны. Какие-то качающиеся на волнах лодки, автобусы с ногами, вместо колес, дома, растущие из каменного неба, как сталактиты.

Максим ворочался, не различая грани между реальностью и сном. Но вдруг в его комнату кто-то вошел. И это заставило его подпрыгнуть, разогнав пелену странного сумбура.

Тень человека медленно, но верно прокрадывалась в его спальню. А за окном ветки на фоне фонаря, как лапы чудовищ, вращали своими пальцами.

Какой-то свет озарял помещение, как бы, не давая Максу отрешиться от того, что он должен увидеть.

Парень сразу понял, в чем дело. Он жутко испугался и практически залез на стену.

— Нет, не подходи! Сука, упырь проклятый! — Вырвалось из недр его горла.

— Ты чего? Не угомонился еще что ль? — Сказала тень голосом Максимова отца.

— Папа, ты?

— Нет, Санта Клаус….

— А… Я просто того, сон… Это… плохой… — Максиму вдруг стало жутко стыдно за то, что он принял своего отца за того, кто так сильно терроризировал его в былое время.

— Что снилось? — Как ни в чем не бывало, спросил отец, присаживаясь на стул в углу комнаты. На нем была старая футболка и рваные треники. Он смотрелся как-то жалко, но при этом был родным и до боли близким.

— А? Собака. Собака снилась. Укусить хотела.

— Мне тоже вчера кобель черный приснился. Такой лохматый, как этот Барбос у соседа. Играл со мной. Жрать, видно просил.

Сказав это, отец задумчиво уставился в окно. Похоже, его тоже привлекали странные, причудливые узоры ночи.

— Ты разбудил меня, чтобы поговорить о собаках или хочешь, чтобы я пошел и извинился перед мамой? Наверно, она тебя послала? — Максим говорил это, прищурив глаза, как сыщик из особого отдела. После чего, он потянулся, как бы доказывая, что не прочь снова отправиться в мир дурацких сновидений.

— Что! Нет. Она спит. Я просто зашел…. Так, от бессонницы. Дай хоть с сыном поговорю, думаю.

— Да уж. Долго ты думал. Почти двадцать лет подряд. Надо было как-то пораньше, — задумчиво произнес парень.

— Надо, надо… — Также задумчиво ответил отец. — Так ты все ту девочку любишь, говоришь?

— Да. В смысле, какая тебе разница? Тебе всегда было на меня плевать, ты вел себя вечно, как робот. А теперь ты вдруг влез ко мне в комнату и начал говорить на такие темы! Тебе не кажется, что это как бы… Жопа, как не правильно, — Максим почувствовал, что к нему возвращается недавний гнев, выдавливая из организма сонливость.

— Как робот. Хорошо сказал. Ты прям у меня философ. А ты не думал над тем, почему я стал «как робот»?