Любовное настроение

— Чего-то ты вообще мужиков невзлюбила. Раньше тебя больше тетки раздражали. Это от возраста, меня в сороковник тоже мужики бесили, я чувствовала, что теряю над ними власть…

— Минуточку, мне до сороковника, как тебе до полтинника, давайте не будем усугублять.

— Ну, не суть, медведь туда, медведь сюда. Скажем так, около сорока я поняла, что сама гораздо круче любого мужчины, которого знаю (кроме очень богатых, а таких среди моих знакомых немного). В тридцать постареть боялась до одури, а потом как-то отпустила вожжи и думаю: да я все равно любого из них сделаю если не этим местом, то другим. В смысле головой.

— В смысле орального секса?

— В смысле мозгов.

— Так, а потом? Прошло?

— А потом постепенно поняла, что никого «делать» не надо, ни мужчин, ни женщин.

— Я бы сказала, что это климакс.

— До климакса мне еще дальше, чем тебе до сорока…

— Язва.

— Сама такая. Короче, я поняла, что вообще не надо делить людей на мужчин и женщин.

— Подожди, я записываю…

— Ну да, не слишком блестящая идея, но до нее надо было дожить. Бери от человека то, что он может тебе дать, не больше и не меньше. Если кто-то готов дать тебе немного нежности или красоты, не стоит от него требовать ума, любви и денег. Или пошли его совсем, или не придирайся.

— А энтот Канарей мне что, интересно, может дать?

— Допустим, немного романтики?

— Рискую сблевать. У меня достаточно секса, чтобы не хотеть романтики.

— Ты уверена? В смысле не в количестве секса, а что тебе не нужно приключение. По-моему, самое время немножечко влюбиться.

— Но у меня муж.

— «Бакалейщики не в счет»!

— Ты прекрасно знаешь, что он отличный действующий муж, самый лучший из тех, что у меня были.

— С учетом того, что до него был ровно один…

— И любовник тоже лучший. Ну, из лучших.

— Нет, я не отрицаю его достоинств, но за десять лет уже как родственники, наверное, стали.

— Только не в смысле секса. Мы друг другу подходим, и это никуда не девается.

— Кроме секса, есть еще кое-что.

— Ну-ка, ну-ка, что еще есть, кроме секса?!

— Любовь.

— Помнишь песню моей (или даже твоей) юности: «Ах любовь, ты любовь, золотая лестница, золотая лестница без перил…» У нас и есть любовь. У нас страсть. У нас есть все, что нужно. Чего ты ко мне пристала, Ленка?

— Ты какая-то погасшая в последнее время, меня это беспокоит…

— …и ты хочешь об этом поговорить. Понимаю. Да, я прибавила восемь килограммов. Потому что просидела зиму за монитором. Худеть надо. Но при чем тут мужики?

— Не будешь ты худеть ради себя, интерес нужен. А ты совсем перестала кокетничать, я же вижу, как ты общаешься. Одеваешься вон по-старушечьи.

— Зато у меня сексуальные духи.

— Мухи дохнут от твоих духов. Тебя вообще люди интересуют?

— Пойми, я сейчас чувствую удивительную свободу. Я нашла способ быть счастливой — и не из-за кого-нибудь, кто может умереть или уйти, а на собственном ресурсе. Тебя при «совке» учили, что счастье в труде? Ну так они не врали.

— Уйти в работу — это известный и тупиковый путь.

— Пропущено ключевое слово «любимая».

— Уйти в работу, любимая, это известный и тупиковый путь.

— В ЛЮБИМУЮ работу. Я вот сейчас повесть пишу. Ко мне подружки приходят — у одной юный любовник, у другой женатый, у третьей просто дурак — и ни о чем другом говорить не могут. Я пять минут слушаю и тоже начинаю: «А вот у меня персонаж один…» Когда ты делаешь текст, историю, эмоцию, это такая власть над материалом, что никакие «отношения» рядом не стояли.

— Тебе, конечно, видней. Но лучше бы тебе все-таки роман завести…

— Роман я сейчас не потяну, мне бы повесть дописать.

— Да, тяжелый случай.

* * *