Любовное настроение

«Безумие. Определи свою стадию»

И однажды ты сходишь с ума.

Нет, не так. Не однажды, не сразу. Уже довольно давно кто-то трогает тебя мягкой лапой за плечо. Оборачиваешься — никого. Пьющий скажет «белочка», а у тех, кто не пьет, вообще нет никаких оправданий.

И вот оно трогает, трогает. Все чаще лезет под руку и толкает — то прольешь, то уронишь, то ерунду напишешь. Полгода назад ты бы сказал, что это тремор, неловкость, раздражение, но уже примерно месяц точно знаешь — здесь нечисто. Потом ты начинаешь ошибаться крупнее, всего-то пару ходов меняешь местами, и рассчитанный триумф оборачивается отчаянием. Всего-то и надо было — не слажать тогда и тогда, ты видел, но попустил, и вот… Кто отвел твои глаза? Кажется, ты знаешь. Кажется, кажется… уйди из-за моей спины. Не говори со мной. Не пиши мне писем, которые потом невозможно найти, которые не видит никто, кроме меня, — письма и письмена. И тем более не звони, не молчи в трубку. Не морочь моих любимых, не закрывай им глаза, пока они живые, не меняй их лиц на безносые и беззубые маски. Тебя же нет (главное, не смотреть на него в упор). Это серое пятно на границе зрения, я искал в справочнике, может быть, катаракта. Привкус горечи во всем, что готовят для меня, — это печень. Тот, кто хочет меня погубить, — просто сволочь. Страх — это осень. Отчаяние — это зима. Тоска — Новый год.

Все, почти все можно объяснить, если владеть информацией. Ты не можешь сойти с ума, но может найтись человек, который попытается сделать тебя психом. Главное, понять, кто он, зачем ему это и как он собирается действовать. Вычисли его. Все нужно объяснить. Все можно объяснить.

Все, кроме вот этого серого, расплывающегося, липкого, которое приходится счищать со стен, смывать с рук, сдирать вместе с кожей.

И однажды ты сдаешься. Ты перестаешь прятать глаза и поворачиваешься лицом к своему страху. Ты жадно рассматриваешь то, что пугало и соблазняло полгода. Ты опускаешь руки и вступаешь в него или принимаешь его в себя. И тогда внутри возникает огромная радость и нарастает великий хохот — такой, которым смеются боги. Когда ты был трусом, то думал, что они смеются над тобой, а вот теперь оказалось, что это твой собственный голос разносится над миром, смущая небеса, потому что ты свободен. Только что ты был ничтожен, и вдруг… А всего-то и надо было осознать, что пугавший тебя морок — это ты сам, неназванная часть твоей души, с которой ты теперь един, един. А заодно ты един со всем миром, и невозможно уже просто ходить, а только ступать, возвышаясь над горами, простирая руки, улыбаясь солнцем и гневаясь молниями, иногда поднимая с земли человечков и разглядывая (дурашка, ты ведь тоже можешь освободиться, я помогу).