Любовное письмо

Последним со скамьей Джоанны поравнялся Маркус Харрисон, брат Зои. И пусть мысли ее по-прежнему занимал Мэтью, стоило признать, что Маркус был настоящим «очаровашкой», как выразилась бы ее коллега-репортер Элис. Совсем недавно он ухаживал за одной блондинкой, светской львицей с тройной фамилией из Великобритании, так что Джоанна знала его по колонкам светской хроники. Темноволосый, в отличие от сестры, но с такими же голубыми глазами, Маркус держался с некоей порочной самоуверенностью и даже в мятом черном пиджаке и белой рубашке с расстегнутым воротом, с волосами почти до плеч, всем своим видом излучал обаяние. Порывшись в памяти, Джоанна вспомнила, что Маркус, кажется, выбрал для себя карьеру кинопродюсера и сейчас делал первые шаги на этом поприще. Что ж, выглядел он соответствующе.

Она с трудом отвела от него взгляд и твердо пообещала себе, что в следующий раз выберет мужчину средних лет, который любит наблюдать за птицами и коллекционировать марки.

– Доброе утро, дамы и господа, – раздался с кафедры голос викария. Перед ним стояла большая фотография сэра Джеймса Харрисона в окружении венков из белых роз. – Родные сэра Джеймса приветствуют всех вас и выражают благодарность, что вы пришли сюда сегодня, дабы отдать дань уважения дорогому другу, коллеге, отцу, деду, прадеду и, пожалуй, лучшему актеру этого столетия. Для всех, кто имел счастье хорошо его знать, конечно же, не станет сюрпризом, что сэр Джеймс был решительно настроен отринуть всю мрачность и превратить сегодняшнюю службу в праздник. И мы с его родными исполнили эти пожелания. Поэтому начнем с любимого гимна сэра Джеймса «Я клянусь тебе, моя страна». Прошу всех встать.

Джоанна поднялась на многострадальные ноги и громко закашлялась. К счастью, в этот миг заиграл орган. Она уже хотела взять с широкой спинки скамьи впереди листок со словами гимна, но ее опередили. Тонкая маленькая ручка с прозрачной кожей, под которой проступали голубые вены, добралась до листка раньше.

Только теперь Джоанна обратила внимание на стоящую слева женщину, которая, сгибаясь под тяжестью прожитых лет, едва доходила ей до ребер. Старушка, одетая в длинное черное пальто до лодыжек, с черной сетчатой вуалью на лице, опиралась на спинку скамьи, чтобы не упасть. Единственной открытой частью тела была рука, в которой пожилая женщина держала листок. И эта самая рука так тряслась, что прочитать слова гимна было невозможно.

– Давайте я подержу? – предложила Джоанна, наклоняясь к незнакомке.

Та молча протянула ей листок. Опустив его пониже, чтобы женщина тоже видела слова, Джоанна хрипло пропела весь гимн. Когда музыка стихла, старушка сама с трудом опустилась на скамью, не обращая внимания на протянутую руку Джоанны.

– Сегодня мы откроем нашу службу любимым сонетом сэра Джеймса, «Сладкая роза благочестия» Данбара, в исполнении его близкого друга сэра Лоренса Салливана, – объявил викарий.

Собравшиеся терпеливо ждали, пока старый актер пробирался к кафедре, и наконец церковь наполнил его знаменитый звучный голос, который некогда завораживал тысячи зрителей в театрах по всему миру.

– «О, сладчайшая роза, благочестие и доброта, лилия-чаровница…»

Дальняя дверь церкви вдруг скрипнула, и внутрь ворвался порыв ледяного воздуха. Джоанна обернулась и заметила, что служитель толкает перед собой инвалидное кресло. Подкатив его к последнему ряду скамей, работник церкви удалился. Почти сразу рядом кто-то жутко захрипел – по сравнению с этим звуком простудный кашель Джоанны казался сущей мелочью. Она взглянула на сидевшую рядом старушку. Та хватала ртом воздух, словно в приступе астмы, и не отрываясь смотрела на фигуру в инвалидном кресле.

– Что с вами? – прошептала Джоанна.

Пожилая женщина приложила руку к груди, по-прежнему не отводя взгляда от мужчины-инвалида. Викарий объявил следующий гимн, и собравшиеся вновь поднялись. Старушка внезапно вцепилась в руку Джоанны и указала на входную дверь.

Придерживая незнакомку за талию, Джоанна помогла ей встать и практически дотащила до края скамьи. Когда они подошли к мужчине в инвалидном кресле, старушка прижалась к Джоанне, будто напуганный ребенок. Она и сама невольно вздрогнула под ледяным взглядом серо-стальных глаз незнакомца, затем поспешно отвернулась и помогла пожилой женщине пройти несколько шагов до двери, возле которой стоял служитель.

– Эта женщина… я… ей нужно…

– На воздух! – задыхаясь, прохрипела старушка.

Вдвоем со служителем они вывели несчастную в январскую серость и помогли спуститься по ступенькам к одной из скамеек, стоящих по бокам двора. Но не успела Джоанна открыть рот, чтобы попросить о дальнейшей помощи, как он поспешно нырнул обратно в церковь и снова закрыл дверь. Старушка, прерывисто дыша, привалилась к спинке скамьи.

– Может, вызвать скорую? – предложила Джоанна. – Кажется, вам в самом деле плохо.

– Нет! – просипела старушка. Для такого хрупкого тела ее голос звучал неожиданно сильно. – Вызови такси. Отвези меня домой. Пожалуйста.

– Думаю, вам лучше…

– Прошу! – Женщина вцепилась костлявыми пальцами в запястье Джоанны. – Такси!