Любовные чары

Она уже приоткрыла рот, чтобы спросить об этом Джессику, как вдруг ее посетила мысль весьма коварного свойства…

– А старый лорд? – спросила Марина, хотя это ее нимало не интересовало. – Неужто и у него были побочные дети?

– О господи, Марион! – Джессика всплеснула руками. – Оказывается, вам палец в рот не клади. Увы, не могу удовлетворить ваше любопытство: ничего не знаю. Хотя и не исключено, что в какой-нибудь окрестной деревне подрастает его побочный сын. И если, не дай бог, что-то случится с Десмондом, бастард может заявить о своих правах. Такое бывало. Но меня ждет Десмонд. Простите, должна спешить. Вы идете?

– Нет, я еще посижу, попытаюсь представить, какого цвета будут нарциссы, – криво улыбнулась Марина.

Поистине героические усилия понадобились ей, чтобы хоть как-то улыбнуться – губы дрожали от сдерживаемых слез. Разумеется, не бредовое предположение Джессики о незаконнорожденном лорде Макколе подкосило ее. Просто Марина вдруг осознала, что вполне может носить будущего лорда в своем чреве.

Несостоявшаяся прогулка верхом

Прошло несколько дней, прежде чем Марина убедилась, что ее предположения неверны, и это были чуть ли не самые черные дни в ее жизни.

Десмонд уехал в Лондон, Джессика беспрестанно хлопотала по хозяйству, Урсула вообще не показывалась, а Джаспер выходил к столу желтый, дрожащий и, едва шевеля губами, объяснял, что за него взялась застарелая малярия. Потом он и вовсе слег, и Сименс, который по случаю отъезда лорда оказался не у дел, принялся ухаживать за больным, сохраняя все тот же важный вид. По облику достойного камердинера невозможно было представить, что он способен на какие-то сильные побуждения, тем более предавать казни женщин по одному предположению, что они ведьмы, и Марина никак не могла решиться подступить к нему и утолить свое любопытство, вы-спросив о брауни. Разумеется, вспомнила она о мохнатом ночном проказнике уже потом, а первые-то дни ей было не до брауни, думала лишь о себе.

Марине чудилось, будто все поглядывают на нее с особенным выражением. В первую очередь – Агнесс. Уж смуглая красавица, конечно, знала толк в таких вещах, как нечаянная беременность!

И вот как-то раз, увидав Джессику, которая ехала куда-то на лошади, Марина поняла, что ей нужно: хорошая скачка! Озадачивало одно: хоть в ее бессчетном гардеробе и было платье для верховой езды, называемое амазонкой, Марина не умела ездить в дамском седле. Только верхом, по-мужски. Даже смотреть было страшно, как Джессика сидит: боком, неудобно изогнувшись. И все же, с помощью Глэдис, которая теперь так старательно держала язык за зубами, что и двух слов от нее было не добиться, облачилась в синюю бархатную амазонку. Платье путалось в ногах, цеплялось за ступеньки – сзади оно было длиннее на целый аршин. Марина изрядно намучилась, пока управилась с этим хвостом, догадавшись наконец просунуть руку в нарочно для того пришитую петельку. А уж сколько пыли на себя нацепляла – и не описать!

Наконец хвост был укрощен, и Марина решительно зашагала к конюшне. Следовало бы послать туда слугу, но все куда-то разбежались. «Конечно, хозяина нет, Джессики тоже, Джаспер болен, Сименс при нем, Урсула не в счет… А каково бы они забегали, узнав, что в замке сейчас их хозяйка, миледи Марион Маккол! Да уж, понакланялись бы мне! А где, интересно, в Англии дерут повинных слуг? Может быть, на конюшне, как и у нас ведется?»

Марина была так увлечена своими размышлениями, что картина, которую узрела она, лишь заглянув в конюшню, сначала показалась ей картиной порки. Она увидела женщину, стоявшую с наброшенными на голову юбками, а над ней склонился мужчина, занося руку, словно для увесистого удара. Но вместо того, чтобы ударить, он сильно дернул женщину к себе, отчего она громко вскрикнула, а потом быстро-быстро задвигался, все плотнее вжимаясь в нее. Марина остолбенела, поняв, что видит не порку, а грубое любодейство. После нескольких стремительных движений он захрипел и навалился на женщину. Та рухнула плашмя и замерла, придавленная его тяжестью. Он тоже был недвижим.

– Ужас какой… – пробормотала она. И в тишине конюшни ее негромкий голос зазвучал неожиданно громко.

Любовники подскочили, словно их огрели плетью. Мужчина обернулся и с ухмылкой глянул на Марину. Похоже было, он ничуть не смущен, а наоборот – наслаждается происходящим. Марина вскрикнула и выскочила за дверь, сопровождаемая его негромким хохотком. Припав спиной к стенке, она отчаянно цеплялась за камни, чувствуя, что сейчас рухнет в обморок, на потеху незнакомцу с ошеломляюще красивым лицом и нагловатой улыбкой. Вдруг представилось: она лишается сознания тут, под стеной, а он… выходит из конюшни, хватает безвольное тело, задирает юбки на голову и…

Дверь конюшни резко распахнулась, и Марина, взвизгнув, отпрянула, выставив ладони, готовая обороняться, готовая…

– Миледи! О, простите меня, миледи! Я не хотела! Клянусь богом, больше никогда, никогда…