Любовные доказательства

Сёма расслабился и разгорячился одновременно. Он чувствовал, как дамы внимают ему, склоняя себя под его защиту. Обезьянки сидели серьезные и внимательные — не шалили и не дразнились. Они слушали Сёмины рассказы об американском образе жизни и полном удовлетворении всех потребностей.

— Это просто нормальная жизнь, — объяснял Сёма, затягиваясь сигаретой. — Ничего в ней нет такого — сверхъестественного, маразматического. Безопасно. Комфортно. Все для человека и во имя человека.

Сёма хотел привести кое-какие примеры из собственной жизни, но ему помешали: послышался звук поворачивающегося ключа, резкий непрерывный звонок. Потом кто-то заколошматил ногами в дверь.

— Вот оно, началось, — содрогнулась Маня.

— Спокойно! — вскричал Сёма. — Всем оставаться на своих местах!

Сам вскочил, кинулся на баррикады. По дороге в темноте наткнулся на шальной стул, пребольно ударился коленной чашечкой, но добрался-таки до укреплений, привалился всем своим весом, сам сделался частью их.

Грохот в дверь стал оглушительнее и яростнее. Васенька завопил от ужаса. Кто-то что-то смахнул со стола — разбил.

— Яичный «Болз», — послышался виноватый голос Тани. — Жирный, сладкий, по всему ковру…

— Да черт с ним, с ковром, — отрезала Маня.

Обе присоединились к Сёме. Напор извне был сильный и непрестанный. Создавалось такое впечатление, что там применяют таран, с каждым ударом которого противник отвоевывает драгоценные сантиметры пространства. Табуретки и стулья расползлись в разные стороны и теперь только мешали осажденным. Наконец шкаф с полкой поддались внешнему натиску и отъехали ровно настолько, чтобы в дверную щель могла протиснуться рука и нога худощавого молодого мужчины. Рука с ногой бились, изгибались и мускулились, зажатые между дверью и дверной коробкой. Сёма приналег на шкаф, чтобы прищемить этого пролазливого обладателя руки и ноги, однако полка, утяжелявшая шкаф, постепенно сдвинулась с места, перевернулась и уперлась торцом прямо в Сёмино плечо. Пока он отодвигался от нее и занимал более удобную позицию, незнакомцу удалось просунуть вслед за рукой плечо, потом светловолосую голову, с которой было уже возможно пускаться в диалог.

— Что вам угодно здесь? — как можно более угрожающим тоном спросил Сёма.

Вопрос не остановил самозванца, и он отодвинул шкаф еще на пядь, кидая в проход свое невыразительное худосочное, хотя и длинное тело.

Кто-то зажег свет. Молодой человек вскинул руку к глазам, но Сёме показалось, что это было сделано для нанесения удара: он среагировал моментально. В порыве самозащиты он слегка подпрыгнул и шлепнул наглеца наотмашь ладонью по подбородку.

— Это же не он, — застонала Таня.

— Как не он?

— Не Крольчатников это!

— Что, бить? — возмутился «не он». — Да я, может, друг. Я мирить пришел. С благородными намерениями! Это, семью восстанавливать! А тут — бьют. Крольчатников! Тут мужик какой-то… распоряжается.

Друг несомненно был в стельку пьян.

За его спиной моментально образовалась крепкая фигура с небритой физиономией. Кстати, вопреки Сёминым ожиданиям, молодая и вполне интеллигентная, в больших роговых очках. Разве что сильно нетрезвая. Очевидно было, что друзья много и дружно пили.

— Я — муж! — закричал Крольчатников. — А это — друг! Ты что, падла, в моем доме — друзей бить? Я, значит, за порог, а тут — мужики! Видал, Стас?

Тот потирал подбородок и повторял, перебивая Крольчатникова:

— Я пришел, можно сказать, с приветом, а меня — по морде?

Крольчатников на правах хозяина протиснулся вперед, загородил друга собственным телом и, ткнув в Маню пальцем, гневно крикнул:

— Я шел к жене, а пришел к старой шлюхе!

— Что ты сказал? — завопила Таня не своим голосом и махнула рукой возле его физиономии. До самой физиономии она не дотянулась, но очки ей сбить удалось.

Крольчатников беспомощно заморгал глазами, но Сёму, как крупный предмет, он все-таки различил. Впрочем, Сёма и так понимал, что драки не миновать.

— Ты что здесь делаешь? — Крольчатников сгреб его за грудки и тряхнул с такой силой, что Сёма обмяк и повалился на пол, утянув за собой обидчика.

На полу было тесно — повсюду валялись опрокинутые стулья и табуретки, и даже книжная полка, успевшая под шумок свалиться со шкафа.

В странной скрюченной позе противники барахтались, задыхаясь от взаимной ненависти и пыли и колотя друг друга, насколько это позволяла им свобода движений.

Лёва, держа в обеих трясущихся руках газовый баллончик, тщетно пытался подобраться поближе к Крольчатниковской физиономии: ему мешало ограждение вокруг боевой площадки и, кроме того, Крольчатников бился, лежа на Сёме, почему и лицо его было все время опущено вниз, к полу.

Лёвушка от отчаяния схватил врага за волосы, потянул назад и тогда брызнул несколько раз у него перед самым носом. Борцы разом обмякли и затихли. Да и сам Лёва, схватившись за голову, едва доковылял до кушетки. Таня и Маня кинулись разнимать неподвижные сцепившиеся тела. Однако они уже так переплелись и перепутались, что трудно было разобраться в принадлежности их рук и ног. Оба были плотные, широкостные, неподъемные…