Он вывел нас на чердак, нащупал дверцу на крышу, распахнул. Мутные потоки дождя хлынули на нас с черных небес, и мы, трясясь от холода и страха, вылезли на скользкую жестяную поверхность. Он подвел нас к краю и указал на торчащие ржавые железки:
— Прошу, мадам. Давайте сигареты. Только там прыгать придется. Метра четыре там до земли.
Мокрые, мы вцепились в холодную скользкую лестницу и, стиснув зубы, полезли. Пыхтели, постанывали, всхлипывали, клацали зубами. Наконец лестница кончилась. Внизу чернела бездна. Я повисла, безвольно болтая ногами. Мой лоб уткнулся в предпоследнюю перекладину, последняя оказалась на уровне груди. Руки болели. Я попыталась схватиться за предпоследнюю ступеньку, потом — за последнюю, но пребольно ударилась об нее, оцарапала скулу, разжала пальцы и полетела вниз. Плюхнулась в мягкую грязную лужу. Она чавкнула и успокоилась. Почти тут же на меня свалилась Надюшка. Вроде бы мы уцелели. Лишь сумочка ее зацепилась ремнем за какой-то крюк да так и осталась висеть в вышине. Надюшка все рвалась ее достать:
— Может, палкой попробуем? Там все-таки двадцать пять рублей!
Но, приглядевшись к моей расцарапанной физиономии, решительно сказала:
— Плевать!
У меня был в кармане рубль. Мокрые, рваные, растрепанные, мы поймали такси.
— Что, девчонки, гуляем? — весело спросил таксист, приглядываясь к моей ссадине на скуле.
Было три часа ночи…
Дня через два Надюшка пришла меня навестить. Поморщилась, глядя на мой синяк. Тем не менее сказала:
— Я к тебе по делу.
Ей безумно нравился молодой человек — тоже, как и она, очень приличный, очень разборчивый и тоже «без тараканов», окончил МГИМО, без пяти минут дипломат. В принципе, ему бы надо жениться и уезжать за границу. Он за Надюшкой ухаживает, но как-то вяловато. Не может взять быка за рога. И Надюшка не может. Стесняется. Только он появляется, она с ужасом отмечает, что у нее тут же — «в зобу дыханье сперло». А ей бы так хотелось «расковаться», поговорить с ним «по душам». И вот, сблизившись душевно, сообщить, что у нее есть ребенок…
Он сегодня пригласил ее на день рождения к своему другу — тот тоже выпускник МГИМО, тоже без пяти минут дипломат, так вот — не могла бы я пойти с ними вместе к нему и немного ее подбодрить. Разрядить обстановку.
— Расскажешь что-нибудь смешное, а потом, может, и я «раскрепощусь».
— Так у меня же синяк! И вообще — не хочу я никуда выходить из дома!
А она:
— Серый готов сам тебя попросить.
— Кто-кто готов попросить?
— Серый. Я так этого Сережу зову. Очень нежно получается.
Действительно, звонит мне этой Серый через полчаса, просит. Потом дает трубку какому-то Боре. Он тоже просит. Оказалось, что у этого Бори и есть день рождения.
Я спросила своего мужа:
— Можно я поеду с Надюшкой?
И подмигнула ему — подала знак, что мне хочется, чтобы он меня не пустил.
А Надюшка ему:
— Ну, пожалуйста, отпусти ее — у меня судьба решается! Я же все-таки, что называется, женщина с ребенком. Тут на одной чаше — я, а на другой — его карьера, быть может. Моя должна перевесить… Серый за нами на своей «Волге» заедет — отвезет, привезет.
Мой муж и говорит:
— Конечно, пусть едет. Только не очень долго там празднуйте.
Я замазала синяк тоном, расчесала волосы, напустила их на пострадавшую половину лица. Губы поярче накрасила — чтобы они внимание отвлекали от синяка. Заехал Серый, и мы помчали с ветерком куда-то в сторону Юго-Запада.
Боря встретил нас цветами, шампанским. Оказывается, никого-то у него в гостях больше и не было, кроме нас.
— Это потому, что Робику тоже сегодня тридцатник стукнул, — объяснил Боря, — все у него. А мы — по-домашнему.
Действительно, хорошо. Тихо-спокойно. Музыка у него классическая играет. Цветы благоухают. Шампанское пенится. Салат «Оливье». Колбаска докторская аккуратно порезана. Российский сыр. Шпроты… Весь дефицит из заказа. Все честь по чести. Замечательно. Я рассказала им что-то забавное, они посмеялись. Потом Надюшка расхрабрилась. Очень мило вышло. У Серого глаза блестят — нравится она ему, чего она так беспокоится? Все в порядке! Все хорошо!
— Мой муж просил, чтобы я вернулась не поздно, — сказала я Сергею. — Может быть, чтобы вас не связывать, я поеду, а вы тут сидите, сколько душе угодно.
— Нет, никогда! Чтобы я обещал даму увезти-привезти и не сдержал слова, да не бывать такому! Скоро все поедем.
— Ну ладно, — вздохнул Боря, — тогда я отправлюсь догуливать к Робику. Выкиньте меня по дороге.
Выпили «на посошок», сели в машину, остановились на Ленинском — чуть-чуть не доезжая до метро «Октябрьская». Серый вдруг говорит:
— А может, все к Робику поднимемся? Поздравим его и дальше себе двинем? Ему так будет приятно! Мы учились с ним в институте. Он через два дня уезжает в Зимбабве на дипломатическую работу — может, не увидимся теперь много лет. Зайдем, а?
И все так просительно на меня посмотрели, что даже какое-то свинство было бы с моей стороны не откликнуться.
— А может, вы пойдете, а я домой на метро доеду? Мне же отсюда близко.
— Нет, тогда высаживаем Борю и едем отвозить тебя, — тут же отреагировал Серый и снова включил зажигание.