Но она столько всего собиралась сделать! Решетку для плетистых роз и новую беседку, увитую виноградом. Первые черенки посадила много лет назад ее кастильская прабабка – лозы скоро перерастут беседку. Если бы можно было хотя бы ненадолго поехать домой! Постоять и посмотреть, как солнечные лучи пробиваются сквозь густую листву…
Она снова взглянула на Гила. Он сегодня ей улыбнулся. Может, если она ласково его попросит…
– У меня тоже есть сад. Сейчас весна, и за ним нужно ухаживать. Если бы вы согласились отпустить меня домой, совсем ненадолго…
– Нет. – Он вдруг снова стал тем резким, страшным человеком, который нахмурился, увидев ее. Но он увел ее подальше от толпы и понизил голос до шепота. – Вам нельзя покидать Лондон.
Что такого она сказала? Почему он так разгневался?
– Разумеется, я спрошу согласия у королевы.
Он покачал головой, крепко сжимая ее руки своими.
– Даже тогда нельзя. Это слишком опасно. Стало известно, что кастильцы и французы собирают флот, чтобы переплыть Ла-Манш.
Ей сложно было следить за разговорами о войне, ведь она думала о своем саде!
– Не понимаю.
Он нагнулся к ней; его губы были так близко, что касались ее скулы.
– Враг, возможно, попытается высадиться на наших берегах, – прошептал он ей на ухо.
Широко распахнув глаза, она вскинула голову, и их взгляды встретились. Он молча и мрачно кивнул.
Потрясенная, она обернулась и посмотрела на танцоров, не видя их по-настоящему. Война, которая всегда велась где-то далеко, здесь?! На английской земле? Даже в ее драгоценном саду? Немыслимо!
Но когда она перевела взгляд на Гила, потом на Ланкастера и на священника, она поняла, что прежде многого не замечала. Все они были суровыми. Стояли, сжав губы, и украдкой переглядывались.
Не так ведут себя люди, которые наслаждаются музыкой и танцами.
По-прежнему держа ее за руки, он словно вселял в нее уверенность.
Она сжала пальцы Гила, безмолвно отвечая.
– Как вам будет угодно, – сказала она. – Я останусь здесь.
Он выпустил ее руки, и они молча стояли, глядя на танцоров. Наверное, глупо сейчас говорить об обычных вещах. И все же он не отходил от нее, словно готовился защищать ее от врагов, если те приблизятся.
Валери оглянулась на королеву – та по-прежнему улыбалась, сидя рядом с мужем.
«Она ничего не знает!» – вдруг поняла Валери.
Лишь по чистой случайности на лице самой Валери не играет такая же безмятежная улыбка, как у королевы. Они обе должны подчиняться воле своих мужей, но королева, несмотря на высокое положение, одна в чужой стране и кажется даже беспомощнее, чем Валери.
Она заперта в стенах слов, которые не понимает, и ей докладывают лишь то, что велит ее муж. Неужели герцог лишь стремится избавить ее от тревог? А может, он просто не хочет, чтобы она вмешивалась в его дела? Какая разница? Лишившись возможности все понимать, королева лишилась и права выбора.
Она подняла взгляд на Гила. Он не велел ей держать новость в секрете.
На следующий день в покоях королевы встали поздно.
Но не Валери. Она рано проснулась и принялась расхаживать по коридору, глядя в окна на реку внизу. Далеко ли отсюда до моря? Два дня пути на быстром коне. А если корабль способен плыть против течения, может ли он добраться до самого Лондона?
Она потрогала стены, радуясь их толщине и крепости. Но будет ли безопасно даже здесь?
Наверное, лучше сначала поговорить с Кэтрин. Но если Кэтрин, благодаря своей близости к герцогу, знала обо всем и молчала, она может приказать, чтобы и Валери держала язык за зубами.
Какое-то время она разрывалась между верностью своему жениху и королеве. Но какая разница для мужчин, если королева все узнает? Они так же будут готовиться к войне. Только женщин можно держать в неведении, как будто они слепые и глухие! Мужчины ценят только их тело… то, что находится ниже шеи.
Она не знает другой жизни. А королева? Валери считала, что королева заслуживает лучшего.
Около полудня она приблизилась к королеве, когда вокруг не было других дам. Священник стоял рядом, и Валери не сомневалась, что он попробует скрыть от королевы смысл ее слов. И все же она не могла ждать. Ее кастильского было недостаточно для того, чтобы передать такую важную новость, но она постарается изложить дело так, чтобы вынудить его произнести правду.
Она начала с комплиментов и шутливых замечаний, вспоминая вчерашние развлечения, убаюкивая внимание священника улыбками.
Потом ее тон резко изменился.
– К сожалению, – сказала она, – несмотря на такую радость, до моих ушей дошло, что нашим берегам может угрожать флот из кастильских и французских кораблей.
Священник замолчал и в ужасе посмотрел на нее.
Валери не отвела взгляда.
– Не сомневаюсь, вы уже сообщили об этом Ла Рейне.
Его румяные щеки побледнели, глаза виновато забегали. Значит, все обстоит именно так, как она и думала: Гутьеррес знает правду, но скрывает ее от королевы, считая, что женщине такое знать не положено. Несомненно, он получил соответствующие приказы от ее мужа.