Любовные письма с Монмартра

Элен, моя несказанно любимая Элен!

Последние дни промелькнули незаметно. В субботу вечером я, вообще-то, собирался пойти на праздничный прием к Александру, – помнишь, я тебе об этом писал. Но тут вдруг явилась Катрин с бутылкой вина. У нее был день рождения, и она в такой день не хотела оставаться одна: какая-то подруга в последний момент позвонила ей и сообщила, что не может прийти. Ну вот, как ты, наверное, догадываешься, я нежданно-негаданно и получил приглашение на лазанью.

Катрин была так рада, что я остался, а для меня в этом не было особенной жертвы. Признаться, я с самого начала не испытывал большого желания идти на банкет. Александр, конечно, позвал меня из самых добрых побуждений, но мне в настоящее время как-то не хочется находиться в многолюдной компании. Ведь это совсем не то, что раньше, когда мы с тобой ходили куда-то вместе. Хотя мы и не стояли там все время бок о бок, мы часто встречались взглядами и разделяющее нас пространство не имело значения. Рядом с тобой, любимая, мне в любой компании было хорошо. А теперь это так странно – ходить куда-то одному. А главное, одному потом возвращаться. Идешь по улице один, и не с кем даже поговорить. Ко всему этому надо еще привыкнуть.

Итак, вместо весенней выставки в «L’éspace des rêveurs» – вечерняя посиделка у Катрин. Мы так много говорили о тебе, Элен, и о прежних временах. Все было очень славно. Но когда мы стали вспоминать о том, как праздновали тридцатилетие Катрин, оба взгрустнули. «Прямо не знаю, куда деваться от этой тоски», – сказала Катрин. Ее слова поразили меня в самое сердце. Как же быстро изменилась вся наша жизнь за каких-то два года! Как же мы скучаем по тебе, Элен, как нам тебя не хватает!

У Катрин есть Зази, у меня – Артюр, но разве они могут заполнить эту ужасную пустоту, которая осталась после тебя? Мы выпили за тебя, дорогая, и помянули. Но будь ты здесь, насколько лучше прошел бы этот вечер!

Позавчера Артюр вернулся из Онфлёра. Топоча ножками, он поднялся по лестнице. Mamie привела его за ручку. Он приехал веселый и загорелый и так и кинулся ко мне обниматься. Хотя я могу ошибаться, но мне показалось, что он еще немного вытянулся. Я так рад, что он опять дома. Как-то уж больно тихо было без нашего мальчика. Сейчас квартира как будто ожила. Повсюду игрушки. Ты не представляешь себе, как быстро он успел заполнить все своими игрушками. Когда-нибудь я упаду, наступив на детальку из его плеймобиля, и сломаю себе ногу.

Только представь себе: он привез мне подарок и ужасно этим гордится. Это же надо – нашел на пляже морскую звезду! Он сказал, что дарит ее мне на счастье. И потом мы с ним долго обсуждали, куда ее лучше всего пристроить. Иногда наш мальчик проявляет редкостную скрупулезность. Он долго колебался, выбирая между моим ночным столиком и письменным столом. Сейчас морская звезда красуется на письменном столе перед твоей фотографией. «Так, чтобы и ты ее видела», – сказал Артюр.

Maman и тетушка Кароль уже довольно долго ведут мирное сосуществование. Судя по всему, на море между ними царили мир и гармония. Тетушке тоже пошел на пользу отдых, сестры много беседовали друг с другом. У тетушки нелегкая жизнь, с больным Полем ей бывает непросто, с него ни на минуту нельзя спускать глаз. Но Камиль без нее хорошо с ним справлялась.

И еще одна новость, которая тебя порадует: Камиль беременна от того симпатичного мужчины, с которым она познакомилась всего пару месяцев назад. Все произошло очень быстро! Они, кажется, безумно счастливы. А ожидание ребенка – это всегда новая надежда. Камиль поделилась новостью и со своим отцом. «Папа, у меня будет ребенок», – сказала она. А Поль, говорят, посмотрел на нее с блаженной улыбкой и спросил: «От меня?»

Вот видишь, и грустно, и смешно!

Maman как-то сказала мне, что надо доверять жизни и что в конце концов станет понятно, что все происходило не зря. Но я никогда не поверю, чтобы для чего-то нужна была твоя смерть.

Завтра я снова пойду на кладбище и отнесу тебе мое письмо. Мне самому даже не верится, что оно уже двадцатое. Да, радость моя, я наверстываю упущенное! И дело идет легче, чем я думал. Мой голос, твое молчание. Дойдут ли до тебя когда-нибудь известия о том, что тут происходит?

Иногда я думаю, что да, иногда – что нет. И иногда мне так хочется хоть раз, один-единственный раз получить от тебя ответ.

Но этого, верно, никогда не случится, и потому остаюсь и впредь, до тех пор пока мы снова не будем вместе,

твой неутешный Жюльен.

Милая Элен,

вчера Артюр открыл нашу тайну, и вот как это случилось.

После утреннего завтрака я собрался на кладбище, как вдруг позвонили из детского сада: у Артюра заболел живот и он просится домой, так что хорошо бы я за ним пришел. Когда я прибежал в детский сад, у него уже все прошло, а воспитательница мне подмигнула и сказала, что дело, скорее, в переживаниях. Очевидно, ему захотелось ко мне. Может быть, ему после дачи никак не привыкнуть к городской жизни, так что я взял его с собой на кладбище. По пути к твоей могиле мы увидели нашу знакомую реставраторшу, о которой я тебе уже рассказывал. Она как раз трудилась над статуей ангела, и Артюр пожелал остаться с ней и посмотреть, как она будет чинить сломанное крыло.

– Можно мне тут посмотреть, папа? – попросил Артюр, и поскольку Софи ничего не имела против, то я оставил его с ней, а сам пошел к твоей могиле.

Я увидел ангела, который днем и ночью глядит, обернувшись через плечо, и его лицо показалось мне вдруг недовольным, губы как будто были поджаты.

Едва я положил письмо в тайник, откуда ни возьмись рядом появился Артюр, с любопытством наблюдая за моими действиями.

– Что ты там делаешь, папа? – звонко спросил он.

– Ой… Н-ну, я, видишь ли, иногда пишу маме письма, – признался я, понимая, что попался. – А чтобы письма не погибли под дождем, я прячу их в специальный почтовый ящик.

– Клево! – сказал Артюр.

Это слово сейчас в ходу в его детсадовской группе, там все говорят «клево!».

Что касается писем, это его не удивило.

– А письмам она будет рада. Наверняка у них там, на небесах, бывает скучновато, – высказался он по этому поводу. – Жаль, что я еще не умею писать. Когда научусь, я тоже ей напишу.

Я закрыл тайник и сказал:

– Только помни, Артюр, это секрет. Никому о нем не рассказывай, слышишь? Совсем никому. А то… а то письма не дойдут к маме.

Он понимающе кивнул.

– Я никому не скажу, – пообещал он серьезно. – Я понимаю, что секрет – это секрет. Я ведь уже большой.

Он взял меня за руку, и мы пошли обратно. По дороге мы увидели Софи: она сидела на скамейке и грелась на солнышке. Решила сделать обеденный перерыв. У нее были с собой тартинки и баночка пива. Она великодушно угостила нас своими бутербродами. Артюр говорил не умолкая о том, как он отдыхал на море, а я думал о своем и мыслями был далеко.

Ах, Элен! У меня такая тяжесть на душе. Я скрываю секрет, и очень некрасивый. Может быть, тебе и так все давно известно, если ты еще где-то есть и смотришь оттуда на нас.

Я не сказал тебе всего начистоту, любимая! Этот вечер с Катрин, этот день рождения, о котором я тебе писал, на самом деле закончился совсем не так.

Да, мы правда очень грустили и действительно много тебя вспоминали, но потом – сам не понимаю, как это случилось, – мы вдруг со слезами обнялись, и тут как-то одно потянуло за собой другое. В общем, всю ночь мы провели вместе.

Мне ужасно стыдно, Элен! Ведь никакой любви к Катрин у меня нет. В этот вечер мы оба чувствовали себя такими несчастными, каждому из нас нужно было на кого-то опереться. Мы поступили неправильно, совершили ошибку. Но я так тоскую по тебе, Элен. Это трудно выдержать. Ах, если бы ты снова была со мной! Если бы своими письмами я мог вернуть тебя к жизни, поверь мне, я тогда написал бы тысячу писем!

И вот я чувствую себя перед тобой виноватым и только надеюсь, что ты меня простишь. «Как думаешь, Элен на нас обиделась?» – спросила Катрин, когда мы потом объяснились. И я не нашел ответа. У меня такое чувство, что я предал самое дорогое. Ибо самое дорогое для меня – это ты, любимая.

Можешь ты нас простить? Можешь простить меня?

Ах, если бы получить от тебя ответ, мой навеки умолкший ангел! Хоть бы ты подала мне какой-то знак, чтобы я понял – прощен. Я за это многое отдал бы!

Я люблю тебя, мой ангел. Всегда буду любить тебя.

Прости меня!