О, моя дорогая, как долго тебя нет со мной, как я устала ждать и высматривать и звать тебя. Иногда я закрываю глаза и закрываю сердце для тебя, изо всех сил пытаюсь забыть, чтобы не печалиться, но ты не уходишь, о, нет, и никогда не уйдешь – одно только слово, Сюзи, еще одно обещание, и я слабо улыбнусь и снова буду нести свой крестик грустной-грустной
разлуки. Какими напрасными кажутся написанные слова, когда знаешь, каково это, насколько это близко и дорого сидеть рядом с тобой, говорить с тобой, слышать твой голос; как трудно «отвергнуться себя и взять крест свой, и следовать за Мною». Дай мне силы, Сюзи, напиши о надежде и любви, и о многотерпеливых сердцах, и о том, как велика будет награда «нашего Отца небесного». Не знаю, как я вынесу это, когда придет ласковая весна; если она придет, увидит меня и заговорит со мной о тебе, о, это наверняка меня убьет! Пока мороз жмется к окнам, пока весь мир суров и мрачен, сносить разлуку легче; земля тоже скорбит по всем своим птичкам, но, когда они вернутся, она запоет и возрадуется. Боже, что станет со мной? Сюзи, прости меня, забудь все, что я сказала, вели кому-нибудь из милых учениц прочесть кроткий гимн о Вифлееме и Марии, и ты сладко уснешь и будешь видеть мирные сны, словно я и не писала тебе об этих мерзостях. Не обращай внимания на это письмо, Сюзи, я не стану сердиться, если не добьюсь от тебя ничего, ибо я знаю, как ты занята и как мало сил остается к вечеру, чтобы думать и писать. Только пожелай написать мне, лишь иногда вздохни о том, что я так далеко, и этого хватит, Сюзи! Не кажется ли тебе, что мы добры и терпеливы, если отпустили тебя так надолго? И разве мы не считаем тебя чудом, настоящей героиней, ведь ты трудишься для людей, учишь их, покинув свой родной дом? Если мы страдаем и ропщем, не подумай, что мы забыли об отважном патриоте, воюющем на чужбине! Не скорби, Сюзи, будь счастлива и весела, ибо прошло много бесконечных дней с тех пор, как я тебе писала, а уже почти полдень, скоро наступит ночь, и тогда долгое паломничество станет днем короче. Мэтти, умник, то и дело говорит о тебе, моя милая. А теперь оставлю тебя. Хвала тому, кто даровал мне «один краткий час райского блаженства» и вдобавок дарует другой, долгий и большой, когда ему будет угодно. Верни же Сюзи домой! Люблю всегда, вечно и верно!Эмили
Изабелла Мейсон (миссис Битон)
(1836–1865)
Спокойной ночи, мой любимый, пусть ангелы направляют и оберегают тебя, навевают сладкие сны отнюдь не в унылых тонах…
Изабелла Мейсон родилась неподалеку от лондонского Чипсайда. Она была старшей из четверых детей в семье. Ее отец Бенджамин Мейсон, торговец полотном, умер, когда ей исполнилось четыре года. В 1843 г. ее мать Элизабет вышла замуж за Генри Дорлинга, который служил на ипподроме в Эпсоме. Генри был вдовцом с четырьмя детьми. Помимо восьми детей от других браков, супруги за ближайшие двадцать лет обзавелись, как ни трудно в это поверить, еще тринадцатью. В итоге Изабелла стала старшей в компании из двадцати одного человека, которую составили ее родные и сводные братья и сестры. Неудивительно, что она в совершенстве овладела искусством вести домашнее хозяйство.
Изабелла получила образование в Гейдельберге, где занималась преимущественно музыкой и языками. А когда обнаружила, что ей удается работа с тестом, то после возвращения в Эпсом в 1854 г. продолжила учебу у местного кондитера.
В 1856 г. Изабелла вышла замуж за Сэмюэля Орчарта Битона, издателя книг и журналов, который рано добился успеха, издав «Хижину дяди Тома» аболиционистки Гарриет Бичер-Стоу. В числе периодических изданий, выпускаемых Сэмюэлем, был «Журнал домоводства для женщин Англии» (English Woman's Domestic Magazine
), который выходил раз в месяц и стоил два пенни. Миссис Битон приняла активное участие в делах мужа почти сразу же после свадьбы. К 1859 г. она стала «редактрисой» журнала. У нее обнаружилась склонность к новаторству: из Парижа она привезла массу идей, в том числе вклейки-иллюстрации и выкройки для читательниц как приложения к каждому номеру. На протяжении следующего века и то и другое широко применялось в женских журналах.