Любовные похождения князя

– Черт! Опять эта скотина Сигизмон, получил-таки свое, как и обещал!

Затем Жак Бернар, в свою очередь, осведомился:

– Чем могу служить, мадемуазель?

Девушка отозвалась без колебаний:

– Мне надо с вами поговорить, это важно, не могли бы вы меня принять?

– Честно говоря, я как раз собирался уходить, – заявил Жак Бернар, – но раз важно, пойдемте!..

Молодой человек повел гостью за собой через необычное владение, на задворках которого он обитал. Раза два или три он предупреждал о трудных участках сада, показывал, куда поставить ногу, чтобы не провалиться в грязь.

Ударом ноги Жак Бернар распахнул дверь своей убогой обители. Девушка осталась бесстрастной – она умела скрывать свои чувства. Отметив это, Жак Бернар был еще сильнее заинтригован.

Когда они наконец оказались в импровизированной гостиной, одновременно служившей спальней и рабочим кабинетом, Жак Бернар с грехом пополам прикрыл дверь, желая продемонстрировать таинственной посетительнице, что она может говорить совершенно свободно, не боясь чужих ушей, и предложил ей сесть.

– Пожалуйста, мадемуазель…

Гостья машинально поискала вокруг себя глазами и застыла в нерешительности.

– Черт! – догадался Жак Бернар. – Простите, мадемуазель! Тут у меня такой бедлам, даже стула нет свободного.

Он сгреб в охапку ящички, книги и бесцеремонно швырнул их к порогу, где они и рухнули, подняв облако пыли. Странный хозяин из проезда Дидо стряхнул пыль с освободившегося сиденья, желая придать ему вид, достойный его собеседницы.

Та присела и, глядя Жаку Бернару в глаза, объявила:

– Меня зовут Фирмена Беноа!

Молодой человек молча поклонился. Это имя ему ничего или почти ничего не говорило. Кроме того, обещанные разъяснения не замедлили явиться. С видимым усилием, покраснев до корней волос, Фирмена продолжала:

– Я… Я была… подругой Оливье!..

Это заявление было столь неожиданным и внезапным, что Жак Бернар, смешавшись, не нашел что ответить. Превратно истолковав его молчание, девушка добавила, делаясь ярко-пунцовой, но четко выговаривая слова:

– Иначе говоря, сударь, любовницей Оливье!..

Изумление Жака Бернара достигло предела.

Молодой человек вытаращил на собеседницу глаза. Он был настолько ошарашен, что на какой-то миг забыл о роли, которую играл уже в течение нескольких дней, и воскликнул:

– Но Оливье не существует!

К счастью, он тут же взял себя в руки и, изобразив на лице уныние, добавил, вновь овладев ситуацией:

– По крайней мере, больше не существует… Несчастный!.. Бедный мальчик! Как печально! Умереть! Так чудовищно…

Жак Бернар не продолжал. Каждое его слово оживляло в памяти кошмарную драму, которая произвела на Фирмену столь чудовищное впечатление, било по нервам. По ее щекам потекли крупные слезы, горло перехватили рыдания.

Все более удивляясь и ничего не понимая, Жак Бернар испытывал глубокое сострадание к горю девушки и вместе с тем острое желание рассмеяться при мысли, что эта особа верила, будто была любовницей субъекта, существующего лишь в воображении человека, который находился перед ней.

И хотя его, балагура по природе, так и подмывало сострить по этому поводу, он не мог не подумать про себя:

«Решительно, не будь я сам Оливье, я стал бы ревновать! Вот пройдоха! Скотина, не успел умереть – моментально сделался великим талантом! Да проживи он хоть как Мафусаил, за все свое существование он не получил бы столько за свои каракули, сколько за эти двое суток! Оказывается, он не только великий мыслитель, но и любимец женщин, да еще каких! Пока я знаком только с одной, той, что передо мной, но, черт возьми, ею стоит заняться! Дьявольщина! Какая красотка! Может, Оливье стоит воскреснуть?..»

Жак Бернар с нежностью смотрел на Фирмену, которая тем временем мало-помалу приходила в себя; стыдясь, что дала волю чувствам, обнаружила свое горe перед незнакомцем, она платочком промакивала слезы, сдерживая новые рыдания; ее очаровательное, элегантно одетое тело била дрожь.

– Объяснитесь… Прошу вас, мадемуазель…

Фирмена уступила этой просьбе, сознавая ее обоснованность.

– Это довольно путаная и очень грустная история, но к вам она почти не имеет отношения! Так вот, сударь, я обмолвилась, что была любовницей Оливье. Это верно, я познакомилась с ним несколько недель тому назад. Не знаю, по каким причинам, но мне он представился Морисом, рабочим, сказал, что работает в мастерских, где делают воздушные шары. У меня не было основания ему не верить, правда? Он меня очень любил, и я платила ему взаимностью. Мы должны были пожениться зимой. Это было уже решено… Внезапно произошла известная вам драма… Я видела, собственными глазами видела…

Фирмена провела рукой по лбу, словно отгоняя ужасный кошмар, избавляясь от навязчивого воспоминания.

– Нет! – продолжала она. – Детали вам ни к чему! Вы и так, безусловно, их знаете, кроме того, возвращаться к ним выше моих сил…

Жак Бернар, в свою очередь, поинтересовался.

– Но почему вы решили, – задумчиво произнес он, – что ваш друг, господин Морис, и Оливье…