Любовный капкан

Глава 13. Инга. На работу как на праздник

Проснувшись рано утром, Инга почувствовала впервые за долгое время радостное, полное предвкушения новогодних чудес настроение и какое-то девичье волнение, как перед первым свиданием.

"Вот дурында", — усмехнулась она сама про себя. — "Не хватало еще втюхаться". Она тщательно приводила себя в порядок, нанося неяркий, "естественный" макияж, делающий лицо свежим и по-девичьи чистым. Русые волосы собрала в гладкий строгий пучок чуть ниже затылка, подчеркнув таким образом длинную красивую шею.

"Никаких переборов", — инструктировал ее перед "внедрением" Мирон. — "Ты скромная горничная в порядочном доме, а не шлюха в элитном борделе. Никакого яркого макияжа, растрепанных волос и вызывающих нарядов. Ты — сама невинность и добродетель.".

"Вот козел, — бесилась тогда мысленно Инга. — Уж кто бы говорил про скромность и добродетель!". Она прекрасно помнила "вечеринки", в которых иногда принимал участие Мирон, а также его какое-то циничное и бездушное отношение к "девочкам".

Но его советы восприняла всерьез, и следовать начала им буквально. Новый образ чистой и невинной девушки, в отличие от предыдущего "роковая красавица" неожиданно пришелся ей по вкусу. В нем она привлекала меньше мужского внимания, но те, кто дал себе труд внимательно оглядеть ее, пораженно отмечали и тонкую неброскую породистость лица, и изысканную форму рук, и роскошь подтянутой стройной фигуры.

Изменения коснулись не только облика красотки. Новенькую "киа" она поставила на стоянку, а на работу теперь ездила на старенькой, видавшей виды серой "тойоте", предусмотрительно приобретенной для нее Мироном.

Уже подъезжая к дому Ивашовых, Инга почувствовала, как учащенно и гулко начало биться сердце, а настроение упало: она так и не придумала предлог, чтобы попроситься на проживание… Кроме того, Валечка вряд ли будет в восторге от такой перспективы — уж очень невзлюбила она Ингу.

Взбегая по крыльцу, заботливо очищенному садовником, Инга на ходу придумала, что якобы ее арендодатель велел срочно съезжать, а денег на аренду у нее нет: она все потратила на новогодние подарки стареньким родителям. То, что квартира была в ее собственности, вряд ли кому было известно, потому причина внешне выглядела вполне убедительно и благородно.

Тихонько скользнув в темный холл, Инга бесшумно направилась в заднюю часть дома для прислуги, но на входе в освещенный неярким светом коридор, скрестив пухлые руки на груди, стояла Валечка. Она внимательно посмотрела в раскрасневшееся от уличного мороза лицо Инги и прошипела:

— Вход для горничных с другой стороны. Ты уже барыней себя возомнила? Думаешь, покрутила хвостом перед хозяином, уже и к главному крыльцу подкатывать можешь?

Тон Валентины был настолько злым и враждебным, что Инга откровенно испугалась. Сбивчиво поздоровавшись и извинившись, она поторопилась пойти в служебную переодеться.

День покатился своим чередом. Алексея она не видела: Валентина отправила ее полировать стекла и изящные безделушки в гостиной, а когда она закончила — тот уже уехал.

Марина спустилась к обеду, когда Инга уже спины не чуяла с непривычки. Разодетая в яркий дорогой шелковый халат, она уселась в столовой возле накрытого на завтрак стола, у которого уже хлопотала, угодливо улыбаясь, Валечка. Аппетитный запах свежеиспеченных булочек смешивался с кофейным ароматом, стол, заставленный дорогим антикварным сервизом, ломился от самых разных закусок, канапе, бутербродов.

"Зачем накрывать столько?" — удивилась Инга — "Или ждет кого?".

Ответ прибыл довольно скоро. Через несколько минут хлопнула входная дверь и холл заполнил низкий властный голос Наты Маратовны. Она прошествовала в столовую к дочери, двойные двери захлопнулись за ней, и наступила тишина.

— Мозги чистить приехала, — шепотом проговорила старшая горничная Люся, бесшумно появившаяся возле Инги. — Она так часто приезжает, одна или с Артуром, дает встряску молодым, — пояснила она в ответ на недоуменный взгляд Инги. — Пойдем отсюда, Валька заметит, скандалище укатает.

Штат прислуги в доме был небольшим, и потому работы хватало: помимо Инги, старшей горничной работала худенькая и шустрая сорокалетняя Люся, которая получила повышение после увольнения Дили. Она три года уже убиралась в доме, и числилась старожилкой. Именно потому и обрела приставку "старшая", хотя к работе относилась довольно прохладно, а к хозяевам и заведовавшей всем экономке — насмешливо и довольно цинично.

Сад и двор был на попечении Ивана, молчаливого и замкнутого мужичка лет пятидесяти. Он жил бобылем, в крошечном домике возле въезда в усадьбу, больше напоминающем по размеру будку. И, по мнению Люси, пренебрежительно фыркавшей в его сторону, с такой внешностью легко мог играть в кино маньяков-убийц. С этим Инга была невольно согласна: иногда острый взгляд садовника становился неожиданно опасным, а нездоровая худоба и заросшее щетиной изможденное лицо производили угнетающее впечатление.