Любовный хлеб

Умолкла ты; слезинки прозрачные застыли,
Как радуга, на темных ресницах — ну и что ж?
Ужель девичью грусть излить нельзя иначе,
Чем плача в темноте, покуда не уснешь?

Когда в душе твоей опять проглянет солнце,

Боюсь я, что ты плакать разучишься совсем
И засветло уснешь, и навсегда утратишь
Сиянье на ресницах, что слезы дарят всем.

Я не хочу, чтоб веки набрякли от рыданий

У вас, глаза прекрасные; обрызгайте чуть-чуть
Ладонь, к лицу прижатую; на тонкой платья ткани
Оставьте капли слез — ведь их легко смахнуть.

Я наблюдала, как ты смаргиваешь слезы,

И вспоминала лица, что ветер мне пригнал —
Смеющиеся лица, красивые и гордые…
Но самые чудесные — не те, кто слез не знал!

«Оплетенное злом и добром, как только способно сердце…»

Оплетенное злом и добром, как только способно сердце
Спокойно, размеренно биться?
Оно, как мотор на холостых оборотах,
в механизм вселяет разброд:
Кисть становится зеленоватой, а кое-где иссиня-желтой,
Ведь пульс перебои дает
Вслед за каждым сердечным толчком.

Или, не пожелав повториться

В ярких битвах, которым уже не сбыться,
Отчаявшись, сердце идет к концу,
А тепловатая кровь, лениво от усталого сердца отхлынув,
Не дойдя ни до кисти, ни до виска,
Образует заливы, пока
На миг не замрет, пока бледность не подступит к лицу,
Пока между диастолой и систолой не исчезнет граница.

Философ

Кто ты таков, что я, стремясь
К тебе, ночей не сплю?
Зачем из-за тебя и днем
И ночью слезы лью?

Кто ты таков, что, по тебе

Томясь, я ветра шум
Все слушаю лицом к стене,
В плену тяжелых дум?

Есть люди похрабрей тебя

И, верно, подобрей:
Кто ты таков, что ты один
Всегда в душе моей?

Что женский разум неказист,

Вам всякий подтвердит…
Кто я такая, что в любви
Мне высший смысл открыт?..

Изгнанница