Вот оно. Ясно как день. Я не хотела этого говорить, но придется.
Я украдкой бросаю взгляд на Салливана.
Он слегка хмурится, проверяя на морковке свою новую технику нарезки. Когда он сосредотачивается, кончик его языка касается центра нижней губы.
Запах подгоревших перцев напоминает мне о том, чем я вообще-то должна тут заниматься.
― Черт! ― Я начинаю переворачивать шампуры так быстро, как только могу.
Дверь домика у бассейна открывается. Отец Салливана выходит в угасающие сумерки, моргая так, будто сейчас полдень и светит солнце.
Он выглядит немного лучше, чем вчера, в том смысле, что его волосы не такие грязные, а глаза меньше налиты кровью. Но его одежда все еще выглядит так, будто ее подняли с пола, а щетина уже на пути к полноценной бороде.
Пока он шагает через двор, я подумываю о том, чтобы сбежать обратно на кухню. Замереть на месте ― это скорее реакция оленя в свете фар, чем настоящая храбрость.
― Тео, верно? ― говорит он, когда подходит ко мне.
― Д-да…
Он не улыбается, ни капельки. Выражение его бледно-голубых глаз пугает. Я жду, что он снова накричит на меня.
Вместо этого его рот делает судорожное движение, что-то вроде болезненной гримасы, и он ворчит:
― Прости за тот день.
Я понимаю, чего ему стоило это сказать.
Он как я… печальная, открытая книга. Которую никто не хочет читать.
― Это была моя вина. ― Я скажу что угодно, лишь бы его лицо стало менее мрачным. ― Я не должна была вас будить.
― Я съел сэндвич. ― Он заставляет себя сказать это. ― После того, как ты ушла. — Затем, еще более неохотно: ― Это был лучший BLT, который я когда-либо ел.
― Правда? ― От облегчения мне кажется, что я сейчас просто упаду. ― Я рада, что вам понравилось.
Я действительно рада. Еда ― это магия, она питает тело и душу. Вот почему одиночество кажется таким тягостным.
Салливан ухмыляется, выходя через заднюю дверь.
― Почувствовал запах жарящихся стейков и решил, что тебе стоит извиниться?
Его отец хмыкает:
― Я собирался извиниться в любом случае. — Затем признает: ― Стейки просто приблизили этот момент.
Он смотрит, как я мажу их маслом.
Салливан гораздо больше похож на свою маму, чем на отца, если говорить о цвете кожи. У нее были темные миндалевидные глаза, волосы цвета вороного крыла и смуглая кожа, а у его отца ― лохматые волосы серфера, которые можно встретить только у мужчин, родившихся и выросших в Калифорнии, и невыносимые голубые глаза.
Но когда он смотрит на меня, то выглядит точно так же, как его сын.
Этот взгляд пронзает меня насквозь. Когда каждый из них складывает руки на груди и прислоняется к ближайшему дереву, такое впечатление, что у Салливана появился еще один близнец.
― Тео останется с нами на неделю, ― напоминает Салливан отцу.
― Я помню. ―
― Приятно познакомиться, Меррик. ― Я сжимаю его ладонь, шершавую и мозолистую. ― Формально.
Мне немного неловко называть его Мерриком, но «мистер Ривас» звучало бы еще хуже.
Тем более что отец Салливана не выглядит старым. Он печальный и изможденный, но, должно быть, дети у него появились рано ― сомневаюсь, что ему вообще есть пятьдесят.
― Так вы двое…? ― Меррик оставляет вопрос открытым.
― Мы просто друзья, ― спокойно отвечает Салливан.
Я бросаю на него взгляд ― у меня сложилось впечатление, что мы притворяемся парой для
Салливан отвечает на мой взгляд небольшой улыбкой, которая означает… понятия не имею, что. Наверное, мы поговорим об этом позже?
― Ладно, ― говорит Меррик, как будто не верит нам.
А может, ему все равно. Его взгляд скользит в сторону дома. Он смотрит на окна восточного крыла, где у него была спальня с женой. Вдруг я понимаю, что через окно виден портрет Стеллы Ривас, и она как будто смотрит на нас.
― Где ты хочешь поесть? ― спрашивает меня Салливан, пока я перекладываю стейки с гриля на тарелку с помощью щипцов.
Меррик спускается с крыльца, как будто собирается вернуться в домик у бассейна.
Недолго думая, я говорю:
― Я надеялась, что мы сможем поесть здесь ― погода просто великолепная.
Я киваю в сторону старого стола для пикника с рассохшимися сиденьями.
Салливан бросает на него сомневающийся взгляд. Он зарос сорняками.
Но Меррик делает шаг вперед и начинает обрывать лианы, обвивающие его ножки.
― Я принесу свечи, ― говорит Салливан и бежит в дом. Через минуту он появляется с пестрым набором полурасплавленных огарков и быстро зажигает их, пока солнце опускается за линию горизонта.
Я несу тарелки к столу, ананасовые дольки красиво подрумянены в глазури из коричневого сахара, шампуры с овощами повернуты так, что слегка обугленная сторона не видна.
Салливан триумфально ставит на стол свой салат.
― Это я приготовил, ― сообщает он отцу.
― Спасибо, что предупредил, ― ворчит отец. ― Теперь я могу его не есть.
― Тео контролировала.
― Насколько тщательно?