Любовный недуг

В условиях мира в стране произошло больше перемен, чем Диего мог представить себе. Двадцать тысяч километров железных дорог протянулись вдоль шахтерских районов и полей, где выращивали хенекен, [18]овощи и зерно на экспорт. Возле месторождений золота, серебра, меди и цинка как грибы росли поселки. Английские и американские компании дрались за просто-таки дьявольски богатые нефтяные скважины. Множились текстильные и литейные заводы, фабрики, производящие бумагу, джут, глицерин, пиво, цемент, мыло. И все это в таком неудержимом темпе, что само процветание становилось предвестником грядущей катастрофы.

Где-то в 1904 году в доме доктора Куэнки невинные разговоры о литературе и музыке уступили место неутихающим спорам о минусах этого модернизационного процветания и авторитарности режима, насаждавшего его: на зарплату купить можно было все меньше, страна все больше попадала в зависимость от колебаний американской экономики, железная дорога способствовала обогащению самых богатых, владельцы шахт занимались дискриминацией национальной рабочей силы, прогресс порождал хаос, а в политике царили экспромт и произвол.

Воскресными вечерами поэт Риваденейра открывал свой дневник и записывал по памяти, а она у него была отменная, все, что он услышал в доме доктора Куэнки. Он, как никто другой, знал, кто из завсегдатаев этих встреч был самым здравомыслящим, кто – самым хитрым, кто – самым хвастливым, а кто – самым отважным.

В середине 1907 года в его дневнике появилась запись о возмущении и скорби, вызванных известием о массовых убийствах рабочих в Кананее, на медно-добывающей шахте на севере страны. Эту новость принес собравшимся худой, лысеющий мужчина с горящим взглядом и твердым голосом, сын обедневших владельцев обувной фабрики по имени Ахиллес Сердан. Одни встретили ее яростными криками, другие – каменным молчанием.

Вернувшись домой, Риваденейра кратко описал этот случай, пока ждал, чтобы Милагрос Вейтиа наконец легла в постель, которую они делили, когда ночи были скупы к осколкам их судеб. В это воскресенье доктор Октавио Кузнка лучше всех проанализировал сложившуюся ситуацию. «Это общество, – сказал он печально, – о котором пятьдесят лет назад мы мечтали как о республиканском, демократическом, рациональном и равноправном, на деле является нам сейчас авторитарным, неповоротливым, закрытым, им управляет меньшинство в худших колониальных традициях».

В конце этого года инициативной комиссии из угодливых жителей Пуэблы пришла в голову гениальная мысль преподнести подарок губернатору Маурисио Мартинесу, много лет творившему произвол на государственных землях.

Ломая голову, что бы такое подарить человеку, у которого и так все есть, они придумали вручить ему огромный альбом со словами признательности и подписями всех выдающихся жителей города.

Нашлись добровольцы, разыскавшие этих знаменитостей. Нашлись и десятки на все согласных знаменитостей. Может ли владелец чего угодно, пусть даже хорошей репутации, не положить все, что у него есть, к ногам того, кто охраняет его право собственности?

Подписались все. Владельцы латифундий, которые нельзя объехать за один день даже на поезде, владельцы фабрик, на которых рабочие вкалывали по восемнадцать часов в день, владельцы магазинов и доброго имени. Подписался тот, кто мог, и тот, кто не мог.

Доктору Куэнке альбом принесли уже до краев полный восхвалений и подписей именитых горожан. Никто даже не мог усомниться в человеке таких строгих правил и такой щедрой души, потрясающем диагносте, человеке настолько тонком, что ему было совестно брать плату за свой труд, человеке, единственное чудачество которого состояло в том, что он лечил бедных бесплатно.

Диего Саури пришел к доктору Куэнке с Эмилией, когда тот с улыбкой изучал словесные коленопреклонения своих земляков.

– Что вы думаете по этому поводу, друг мой? – спросил его доктор Куэнка.

– Это просто гнусно! – сказал Диего, заглянув в книгу. – Что вы думаете делать?

– Я уже сделал, – очень просто ответил доктор.

Диего взял альбом, пролистал его и нашел запись, сделанную его другом: Я хочу оставить своим детям в наследство только одну вещь: паралич спины перед лицом тирана.

Диего, улыбнувшись, провел рукой по лицу.

– Но, с вашего позволения, я вырежу это. Вы же не хотите серьезных проблем? Думаю, вам не нужно напоминать, кто такой губернатор.

– Нет, – сказал доктор Куэнка. – Но не будем ничего вырезать. Есть удовольствия, в которых нельзя себе отказывать. Правда, доченька? – спросил он у Эмилии.

Через три дня пришел приказ задержать его и посадить на неделю в тюрьму за пьяный скандал в три часа ночи.

– Но вы же никогда не бывали пьяным! – пришел в ярость Диего Саури.

– Это неплохой аргумент, – сказал доктор Куэнка. – Жалобу подписали трое соседей. Не беспокойтесь, ничего со мной не случится. Вы же видите, как часто попадает в тюрьму Хосе Ольмос-и-Контрерас.