Любовный треугольник (СИ)

— Я купил продукты, всё в холодильнике, на случай, если решишь что-то приготовить.

— Спасибо, — заторможено шевелю губами.

— Тогда я беру пацанов, и мы погнали.

— Ладно…

Вижу, как Давид встаёт и направляется к двери, а потом оборачивается.

— Ани, — зовёт и ждет, пока я не подниму плывущий взгляд. — Всё в порядке. Изменилось только то, что я буду ночевать в другом месте.

На автомате киваю и слышу, как он собирает мальчиков.

Словно находясь в вакууме, выхожу в коридор, наблюдаю как они обуваются, а потом уезжают.

Оставшись одна, потерянно оборачиваюсь. Тишина убивает. Она настолько громкая, что хочется зажать уши.

Плетусь в зал и обвожу стеклянным взглядом пространство…

Когда Давид приезжал, он спал здесь, на диване. Но большую часть времени эта комната использовалась как игровая для сыновей. Здесь больше места, чем в их спальне.

Сейчас тут все так, как я оставляла перед отъездом.

В углу на полу игрушки, на журнальном столике мои кулинарные журналы и детские карточки, в которые мы играем с Гором и Арсеном по вечерам.

На полке над телевизором наши семейные фотографии… Пожалуй, единственное, что указывает на то, что здесь жил Давид.

Обхватив себя руками, вдруг понимаю, что здесь и так почти ничего о нем не напоминает. Он провел здесь так мало времени, что даже не за что зацепиться. Ни любимой подушки, ни его часов, которые он всегда кладет на одно и то же место. А в этой квартире и «места» этого нет.

Здесь намного больше меня и мальчиков…

От Давида — ничего… Он словно в гости сюда приезжал.

Зажмуриваюсь, тяжело опускаясь на диван, и роняю лицо в ладони.

По щекам наконец стекают слезы.

Мы с мальчиками теперь будем жить сами?

Страх и тоска заполняет воздух. Пытаюсь представить, как теперь будет дальше и к своему ужасу обнаруживаю, что действительно практически ничего не изменится.

Я буду также приходить домой и учиться, пока мальчики будут в саду или с Катериной. По вечерам мы будем гулять на улице пока тепло или играть в настольные игры, а по выходным Давид будет забирать их на прогулки.

Сердце сжимается и стонет. Да, совместных ужинов теперь не станет, я не буду больше слышать его голос из зала, где он играл с сыновьями, когда приходил раньше. Правда было это настолько редко в последнее время, что они больше играли сами, чем с ним.

Вместе мы не выбирались никуда уже очень давно.

Озноб ложится на плечи и тянется к сердцу.

Пытаюсь понять от чего мне так плохо…

От того, что Давид съехал и возможно нашел себе кого-то, или от осознания того, что я не чувствую ожидаемого чувства одиночества и потери?

Эта мысль приводит в ужас… Начинаю дрожать и пытаться отыскать в себе то выбивающее почву из-под ног ощущение, которое свалилось на меня, когда я узнала о нем и Оле. Мне казалось, что я умру без мужа. Не выживу ни дня, задохнусь. Что мир остановился и уничтожил меня…

Слушаю, ищу…Но этого ощущения нет.

Мне очень страшно от новизны происходящего. Страшно, что узнают мама с отцом. Но остаться без Давида больше не страшно.

Кажется, я привыкла быть без него….

Сердце дергается и камнем летит в желудок.

Да не может такого быть!

Вскочив, начинаю суетиться и драить всю квартиру. От обилия мыслей до блеска натираю мебель, мою полы и забрасываю в стиральную машину привезенные из отпуска вещи. Готовлю ужин из продуктов, которые привез Давид, и только потом вспоминаю, что мальчики сегодня останутся у него.

Опустошение резко подкашивает ноги и вынуждает обессиленно сесть на стул.

Не может быть!!! … Не может…

Разве можно привыкнуть быть без мужа? К такому не привыкают. Это ненормально! Разве что,… когда больше не любят. А я ведь люблю его. Люблю!..

Люблю?

67 Ани

— Спасибо, мм как пахнут, обожаю.

Лена забирает у меня корзины с гатой, ведя носом над каждой и с жадностью облизывая губы.

Она просто обожает, когда я готовлю что-то армянское. Последнее время после пар частенько забегает ко мне на кофе с «вкусняшкой», как она называет всё, что бы я не приготовила.

— Ты уже сделала заготовки? — повесив куртку на вешалку, иду следом за ней на кухню.

— Даааа. Мой руки и надевай фартук, он в ванне, — кричит Лена.

У её матери сегодня юбилей и Лена вызвалась полностью взять стол на себя. На себя и меня, если уж быть честной. Но я не против. Эта девочка как-то незаметно стала мне очень близкой. Она часто приезжает, чтобы погулять с мной и мальчиками в парке, покупает им какие-то приятные мелочи, я знаю о её жизни всё. О своей, правда почти ничего не говорю. До сих пор не нашла слов, чтобы хотя бы кому-то сказать о том, что Давид съехал. Я понимаю, что это ненормально. Но еще ненормальнее, наверное, то, что и меня и его это устраивает.