Обессиленно опираюсь спиной о стену.
- Ани? – зовёт меня Лусине.
- Вы знали? – шепчу сипло.
- Догадывалась.
- Как?
- Не важно как. Ты там не расклеивайся. Знаю, больно. Но это не конец света.
- Не конец? - Едва из себя выдавливаю.
По щекам текут слезы. Ощущение, будто меня избили и все внутренние органы кровоточат. Неужели, он с ней всё это время был? И тогда… когда я приходила в ресторан они уже были вместе?
- Конечно, не конец. Не ты первая, не ты последняя. Только голову включи и глупостей не наделай.
Какие глупости? Мой муж спит с другой… о каких глупостях может идти речь?
- Почему вы не сказали мне?
- Я не была уверена. Да и даже если так, что это изменит? Утолит свои потребности и надоест ему.
Утолит потребности… Вот почему мы больше не занимаемся любовью…
- Но я должна была знать…
- Ани, единственное, что ты должна – это быть хорошей женой, к которой он захочет возвращаться. Дома Давид ночует?
- Да…
- Вот тебе и ответ. Ничего там нет серьезного.
- Вы знаете её адрес? – шепчу задушено.
Соображать получается плохо. Всё словно в тумане. Пол под ногами качается, хочется сесть.
- Чей? Олькин? Зачем он тебе?
Я не знаю зачем… посмотреть ей в глаза?
- Ани, ты не должна показывать, что ты в курсе, - грубо звучит на том конце, - будь мудрой.
Я не хочу быть мудрой. Я слабая. У меня дети… Если я буду молчать, он и дальше будет с ней?!
- Дайте пожалуйста её адрес, - прошу, зажмуриваясь.
- Ани, ты что...
- Дайте, Лусине.
- С ума сошла, глупая девчонка! Хотя… ладно, дам. Может у тебя получится её вразумить, раз уж меня она не послушала. Но только сделай так, чтобы после этого разговора она больше к нему не сунулась. А он и не узнал почему. Если узнает, что ты что-то сделала, будет плохо.
- Почему? Она ему так сильно дорога? Как давно это у них?
- Не знаю. Но мужики не любят, когда лезут в их жизнь. Поэтому делать всё надо по уму. Поняла меня?
Нет.. я ничего не понимаю.
Я будто огромная нарывающая рана….
52 Ани
После того, как Лусине присылает мне адрес, я отвожу мальчиков к родителям, которым Давид снял однокомнатную квартиру неподалеку от нас. Стараясь не выдать себя, быстро передаю их им в руки, и уезжаю.
Пока еду на такси до указанного места не могу себя отыскать. Будто я потерялась и блуждаю в густом тумане. Все эмоции и чувства смешались.
Я злюсь на Олю. Злюсь на то, что Давид так поступил со мной.
Сколько это продолжается? После переезда началось, или до?
Она же знала, что у него есть я. Знала о сыновьях. Неужели совести вообще нет?
Права оказалась Лусине, когда сказала, что это из-за Оли Мариам изменилась. Теперь я вижу, что это так. Связалась с этой ушлой прожженной змеёй и решила, что ей тоже можно всё.
Водитель останавливается около подъезда многоэтажки. Я выхожу, поднимаю голову, окидывая дом взглядом. Обхватив себя руками, ёжусь.
Может, и правда лучше сделать вид, что я ничего не знаю? Как там сказала Лусинэ – быть мудрой…
А мудрой - это значит прикинуться глупой?
Вот только мне очень страшно. Что, если моё молчание приведет к тому, что Давид захочет уйти?
Эта мысль волоски на коже поднимает и внутренности холодом сковывает.
Поглубже втянув воздух, подхожу к подъезду, из которого как раз выходит девушка с ребенком, и вхожу внутрь.
Поднимаюсь на нужный этаж и подойдя к двери, замираю. Что, если она не дома?
До крови прикусив щеку, вжимаю пальцем кнопку звонка.
Сердце проламывает ребра. Чувство тошноты подкатывает к горлу.
От щелчка замка желудок сжимается.
- Ани?
Оля удивленно смотрит на меня. А я на неё…
Впервые так пристально. Желание ударить её такое сильное, что мне приходится сжимать кулаки.
Вероятно, она считывает мои эмоции, потому что уже через мгновение выражение её лица меняется.
Вина, что рождается в глазах подтверждает то, о чем говорила Лусинэ.
- Войдёшь? – спрашивает, отступая назад.
Без слов вхожу в квартиру. Ощущение, будто иду по минному полю… Потому что здесь бывал Давид.
Оглядываюсь по сторонам, представляя, как он ходил здесь, раздевался, и невольно обхватываю себя руками, стараясь укрыться от собственных мыслей.
Оля проходит по коридору, а я не разуваясь, иду следом. Сверлю ее затылок плывущим от слез взглядом.
Когда оказываемся на кухне, она оборачивается.
Красивая… она правда очень красивая. Я давно еще заметила, но всегда смотрела на её красоту, как на нечто чужое, не имеющее ко мне никакого отношения. А теперь я ненавижу эту красоту. Эти острые черты лица, губы, которые целовал Давид...
- Как ты могла пойти на это? – спрашиваю в лоб, а она вздрагивает.
Отводит взгляд, так же как и я, обхватывая себя руками.
- Ани…
- Ты каждый день с ним… спишь?
Прикрывает глаза и мотает головой.
- Я не сплю с ним.
- Зачем ты врёшь? Я всё знаю, - не выдерживаю я, - От него пахнет тобой постоянно. Неужели, тебе совсем не жаль меня и наших с Давидом детей?
Отступив от меня на шаг, поднимает голову. По щеке стекает слеза, но она не имеет никакого права плакать. Это я – жена, которой изменили.
- Ты никто, - цежу сквозь зубы, чувствуя, как меня распирает ненавистью и обидой, - никто, понятно?
Её лицо искажается, как от боли, будто я ударила её.