Любовный узел, или Испытание верностью

Джеффри поднял на него глаза, и улыбка исчезла с его открытого лица.

– Он тебе отказал.

– Эшбери не является достаточно важным стратегическим объектом, а я слишком опытный солдат, чтобы можно было меня отпустить. Если я возьму замок, я уже не буду простым рыцарем у камина, не так ли? – Оливер мрачно поводил носком башмака по шуршащему тростнику на полу. – Вполне его понимаю, но все равно зло берет.

Джеффри сочувственно покачал головой.

– Если бы я мог помочь…

Рыцарь наблюдал, как малыш предлагает отцу обслюнявленную корку. Если бы Эмма и ребенок остались в живых, то их дочке было бы уже около восьми лет. Ни жены, ни ребенка, ни земли. Он представил себе грядущее: седой морщинистый старик с заледеневшим сердцем, не нужный никому – ни мужчине, ни женщине. Печальная перспектива.

– Па, – сказал малыш, подпрыгивая у отца на колене. – Па, па, па.

Оливер вышел наружу. Позднесентябрьское солнце уже клонилось к закату, окрашивая двор в богатые красные тона, а небо было высоким, чистым и совершенно синим. Принц Генрих овладевал искусством вести поединок под руководством двух рыцарей графа. С ним были Ричард и Томас; их мальчишеские крики звонко неслись над ристалищем, когда они поочередно брали укороченное копье и неслись на своих пони навстречу мишени на квинтейне. Оливер с улыбкой смотрел на неумелые попытки попасть по колеблющемуся щиту на подвижном перекрестье и вспоминал свои первые уроки. Не испытывая желания присоединиться к выкрикивающей полезные советы молодежи, он потихоньку побрел вдоль стены сарая, но почти тут же с неудовольствием услышал, как его окликают.

Рыцарь нехотя повернулся. Оказывается, к нему подлетел Ричард. Мальчишка сидел на своем сером пони плотно, как кентавр, а довольное лицо его разгорелось от быстроты и упражнений.

– Тебя ищет гонец.

– Меня? – Оливер поднял брови. – Не знаю никого, кто мог бы прислать мне письмо.

Ричард пожал плечами.

– Все письма в основном для графа Роберта, но привезший их человек спросил по дороге, где он может найти тебя. – Мальчик почесал голову. – А может, это от Кэтрин?

У Оливера перехватило дух.

– Не думаю, – сказал он. – Я говорил ей, что лучше порвать все связи.

– Да, но если у нее неприятности?

Оливер прищелкнул пальцами и грубовато посоветовал:

– Возвращайся к своим занятиям, пока твое воображение не ускакало вместе с тобой.

Однако, его собственное воображение уже вовсю заработало.

Ричард немного помялся, повернул пони, но все же попросил через плечо:

– Расскажи, ладно?

Оливер, не ответив, быстро двинулся на поиски гонца. Он нашел его на кухне перед кувшином молока и грудой свежего хлеба и творога на тарелке. Человек заигрывал с одной из кухонных девушек, но оторвался от этого занятия, чтобы вручить Оливеру свернутый пергамент, запечатанный широкой лентой. На сургуче красовалось довольно обычное изображение человека верхом на лошади с воздетым мечом. Буквы вокруг печати оказались смазаны, так что их нельзя было разобрать.

– Кто дал тебе это?

– Торговец с уинкомбской дороги. – Гонец сделал глоток молока и вытер рукавом рот. – Он принес это прошлым вечером в Глостершир. Сказал, что ему заплатил за доставку один из лордов Стефана.

Оливер дал гонцу пенни, сломал печать и вышел во двор. Края письма успели слегка загрязниться; дата указывала, что написано оно было в последних числах августа. Почерк был как у писца, беглый и четкий, и рука явно не Кэтрин. Послание от ее мужа с победным сообщением о ее новом статусе как хозяйки красивого замка. Он писал, что содержит ее, как королеву, что они оба невероятно счастливы и ждут рождения первого сына.

Рыцарь смотрел на письмо, пока слова не заплясали перед его глазами, утратив всякий смысл. Он знал, что это не Кэтрин. Возможно, она не имела никакого понятия о том, что муж послал такое письмо. Луи де Гросмон находил удовольствие в том, чтобы мучить. Укол там, рывок здесь, небольшая подтасовка правды. Кэтрин не стала бы придавать такое значение тому, как ее содержат: как королеву или нет. Чтобы радоваться жизни, ей нужна была только свобода. А мысль о том, что она носит ребенка, была чистой пыткой. Оливер испугался бы, будь это даже его собственный ребенок, но сознание, что она ждет и будет рожать потомка Луи, да еще так далеко от него, просто оглушало.

Рыцарь вернулся в кухню, подошел к огню, на котором кипели два больших котла, скомкал письмо, сунул его в самое пламя и долго следил, как чернеет и съеживается пергамент, плавится и шипит красная печать, пока его сухие глаза тоже не начало жечь и ничего не осталось.

Луи де Гросмон ждал сына. Если верить надеждам отца, то никогда прежде на свет еще не рождалось ничего подобного. И все были поставлены в известность о грядущем событии, начиная от беднейшего крепостного, который бился над истощенным клочком земли, чтобы прокормить свою семью, и кончая королем Стефаном и Вильямом д'Ипром.

– Роды будут легкие, – весело заверяла Кэтрин одна из повитух. – Вы молоды и сильны, и у вас хорошие широкие бедра.