Любушка-голубушка

Тем временем на экране появилась Ирина. В ушах у Ермолаева зашумело, голова закружилась. Он ничего не понимал, о чем она говорит, но с новым волнением смотрел на милое лицо.

– Ой, какая хорошенькая! – с нотками зависти воскликнула Таня.

– Да, ничего так!.. – оценил Женька. – Интересно, какие у нее глаза, тут не разберешь. Какие, а, пап?

– Лиловые, – ляпнул Ермолаев, но тут же спохватился: – А может, и нет, я не присматривался.

– Лиловые, точно! – Таня приблизила лицо к экрану. – Правда же, мама?

– Вроде бы, – ровным голосом отозвалась Люба. – Не сиди так близко, зрение испортишь.

И тут Виктор услышал свой голос с экрана:

– В гараже у меня диковинный автомобиль стоит – «Опель Адам».

И не с экрана прозвучали – в сердце Виктора отозвались слова Ирины:

«Вот бы покататься…»

И вроде легче стало. Потому что теперь Ермолаев решился.

Передача закончилась, началась реклама. Ермолаев отвернулся от экрана и вдруг встретил задумчивый взгляд Любы. Она не произнесла ни слова, но смотрела так странно, словно выискивала в муже что-то новое…

«Догадалась! – суматошно мелькнуло в голове. – Но о чем? О чем догадываться? Не о чем. Все равно поеду! Отгул возьму! Положен мне отгул!»

Люба между тем опустила глаза, а когда подняла, лицо ее было спокойно.

– Чай остыл, – сказала она.

* * *

– Алк, а где твои ногти? Ногти свои куда дела?!

Общий хохот.

В мясном павильоне пусто – в том смысле, что нет покупателей, поэтому продавщицы болтают о том о сем. Если бы сейчас появился хоть один, воцарилась бы тишина, перемежаемая сладкими окликами:

– Свининки свеженькой, парной…

– Говядинка на котлетки. Язычки – какие нежненькие!

– Телятинка парная, посмотрите, какая телятинка!

– А вот баранинка, совсем молоденькая!

И даже:

– А у меня крольчишечки, знаете, крольчишечки в сметане можно приготовить… Крольчишечек не надо?

Все с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Ну а как же… зато душевно! И все или почти все «парное». Этот эпитет рассчитан на полных лохов, потому что парное мясо на самом деле выглядит непрезентабельно, и это очень мягко сказано. Парное – на самом деле вовсе не суперсвежее, а именно исходящее живым паром убоины, еще не устоявшееся, как бы жидкое, переваливающееся из стороны в сторону, будто студень. К такому покупатель редко руку протянет! Оно должно хотя бы сутки вылежаться на холоде, оформиться, прежде чем приобретает пресловутый товарный вид. Неостывшее мясо на воздухе сразу некрасиво темнеет. Да и вообще парное в полном смысле слова мясо вовсе не столь уж вкусное, как можно думать. Именно поэтому, когда скотину на селе забивают и собирают по этому поводу стол, жарят по большей части кровь и ливер: свежие и то и другое особенно вкусные, ну очень, а мясо – оно должно в себя прийти, так сказать, выдохнуть. В продажу парное мясо пускают только тогда, когда уже совсем ничего другого у продавца нет. Такое тоже случается. С другой стороны, парное мясо продавать выгодней, оно ведь тяжелее. А в холодильнике примерно килограмма два с полтуши теряется. Кому-то покажется – ерунда, ведь говяжьи полтуши килограммов семьдесят весит, а вот такая ерунда каждый день очень даже чувствуется!

Насчет телятинки тоже вранья много. Это сколько ж телят должно быть забито, чтобы чуть не на каждом прилавке оказалась телятина! Да еще каждый день! Изведут все будущее поголовье, не успеет подрасти. В лучшем случае то, что продается, – это всего лишь коровка молоденькая. Молодое говядо. Это слово Люба в какой-то книжке вычитала, которую вела, когда в типографии работала, и оно ей еще тогда очень понравилось необычностью своей, но откуда ей было знать, что оно так впору придется и пригодится в будущей работе? Говядо все же чуточку благородней звучит, чем говядина, верно?

– Ой, и правда, – раздался рядом звучный голос Вали. – А я и не заметила, что Алка ногти свои сняла. Все, больше не будешь наращивать?

Месяц назад Алла – она тоже продает в основном баранину – сделала себе гелевые ногти.

Ой, какие ж они были красивые! Розовенькие, с цветочками! Сначала Алла жаловалась, правда, что никак привыкнуть не может, так и хочется их вырвать с корнем. И неудобств масса возникла в жизни: невозможно ни застегивать цепочки, ни собирать сдачу-мелочь, ни хватать нашкодившую кошку за шкирку. И все же ее ногти очень даже производили впечатление! А теперь их нет. И у Аллы ногти, как у всех, коротко стриженные и подпиленные.

– Ой, да я б нарастила, – грустно опустив голову с большим горбатым носом (казалось, он тянет ее вниз), призналась Алла. – Но при нашей работе…

Все понимающе кивают. Работа… да!