Любвеобильный джек-пот

Мишаня, судя по иллюминации во всех ее комнатах, был на месте. Сидел в ее квартире и дожидался теперь ее возвращения. Вот неприятность какая! Она бы сейчас с великим удовольствием приняла ванну, съела что-нибудь, Димку покормила, тот голоден и ноет уже. А потом... Вспомнив про потом, Лия покраснела, отвернувшись от Гольцова. Тот уловил и понял это по-своему, сразу надулся и, выбравшись из машины, спросил ворчливо:

– Что, дорогая, сидишь и не знаешь, как от меня отделаться, так? Как же! Там Миша дожидается.

– Нет, Дима, не так.

Они стояли по разные стороны его машины и смотрели друг на друга, одновременно склонив головы к плечам.

Гольцов при этом старательно делал вид, что происходящее его если и возмущает, то он полностью владеет собой. А она...

Она и не собиралась притворяться. Ей просто нравилось сейчас на него смотреть. Смотреть и еще мечтать тихонько о том, как они сейчас поднимутся по трем гаражным ступенькам к лифту. Как поедут в лифте и войдут к нему в квартиру и потом...

Вот опять она покраснела, как девочка. Нет, все же не научилась она пока отношениям. Не умеет владеть собой, чуть-чуть хитрить, когда нужно, или, наоборот, говорить обезоруживающую правду. Сейчас вот очень ей хотелось бы этого, а слов не находилось.

Хорошо, что Гольцов оказался догадливым или настырным, кто знает, и пробурчал, поглядывая на нее исподлобья:

– Ну, так что?! К тебе или ко мне?!

– Наверное, к тебе, Дим, – выдохнула она с явным облегчением, молодец он все-таки; не он, так и стояли бы, буравя друг друга глазами. – Я так устала! А Мишаня сейчас прицепится, начнет выяснять что-то. А нам что с тобой, поговорить не о чем, кроме как о его очередной неудавшейся интрижке? Идем к тебе. Кстати, а у тебя как в холодильнике?

– Все нормально. – Гольцов был доволен и даже не пытался этого скрыть.

Он запер машину, поставив ее на сигнализацию. Проверил, заперт ли багажник. Обошел машину торопливо и, приблизившись к Лие, обнял ее за талию.

– Идем домой, что ли?

– Идем, – она кивнула.

Тут бы вот и добавить что-нибудь, что из души и сердца рвалось, самое ведь время. Что-нибудь теплое и хорошее, а язык словно окостенел. Все, на что ее хватило, это прижаться теснее к нему и вышагивать рядом нога в ногу.

Нет, не умеет она строить отношения. Не умеет быть нежной и говорить о своей нежности не умеет тоже.

– Эй, все в порядке? – Гольцов, безошибочно уловив, что с ней что-то происходит, привлек Лию к себе. – Ты чего такая?

– Какая? – Лия почти не слышала, о чем он ее спрашивает, смотрела, будто зачарованная, на его губы и томилась, и млела от желания до них дотронуться.

– Напряженная какая-то, – догадливый Гольцов сам ее поцеловал, коротко и нежно. – Все в порядке? Если что не так, ты скажи!

– Все нормально, Дим, – выдохнула она, уткнулась носом ему в щеку, и вдруг неожиданно для самой себя проговорила: – Мне так хорошо рядом с тобой. Хорошо так, что даже страшно. Я повторяюсь, да? Кажется, я это говорила уже утром.

– Говори хоть всю жизнь. – Его руки теснее прижали ее к себе. – Мне нравится.

– А говорить тяжело, Дим! – призналась Лия, закрывая глаза. – Ничего красивого в голову не идет, ты прав был. Банальности одни.

– Ты и банальности говори, я готов слушать. Черт, как быстро мы приехали!

Лифт распахнулся так неожиданно и с таким, как показалось им обоим, грохотом, что оба вздрогнули. Одновременно ступили на площадку и тут же замерли, прислушиваясь.

Тихо! Было нереально тихо, как в пещере. Соседи по площадке – дебоширы Кариковы – после ее разноса затихли и не высовывали носа из квартиры без лишней нужды. А встречаясь с ней на площадке, учтиво кланялись почти в пояс. В Димкиной квартире, понятное дело, сейчас никого не было, и быть не могло. Чего затих Мишаня, непонятно?

– А может, он у глазка сейчас стоит и подглядывает, а? – испуганно прошептала Лия, инстинктивно отступая за широкую спину Гольцова. – Услышал лифт и подглядывает.

– А может, и так! – тоже шепотом сказал он, поймал за своей спиной ее ладонь и ободряюще сжал.

– Легко! Я его вторично уязвила за его совершенную безупречную жизнь. Первый – когда ушла от него. Теперь вот второй – когда отказалась встретиться. Что делать, Дим? Я не хочу его видеть! – захныкала она вдруг как девочка. – Давай придумывай что-нибудь!

Гольцов думал минуты две, не больше. Вытащил из барсетки ключи от своей квартиры. Отдал их Лие в руки. Потом встал спиной к ее двери, загораживая собой глазок, и сделал ей знак прорываться к двери.

– Давай, быстрей!

Ох, как всегда трясутся руки, когда спешишь! Как выскальзывают меж пальцев ключи и мгновенно сужается до размеров булавочной головки замочная скважина. И все кажется, и кажется, что в затылок тебе кто-то дышит, подгоняя.

Они вбежали в распахнутую дверь его квартиры, закрылись и прижались друг к другу, с трудом сдерживая судорожный, рвущийся наружу смех.

– Кажется, получилось! – рассмеялся все же Гольцов негромко. – Нас не засекли, представляешь!

– Ага...