Любви чудесная квинтоль

Я хотел продолжить дознание и вдруг запнулся. В голове мелькнула мысль о том, что роль старика в «этом спектакле на водах», судя по изменившемуся отношению команды, каким-то непонятным образом перешла ко мне. Его же самого нет и быть не может, потому что теперь есть. я.

Мой взгляд больше не искал старика за судовыми выступами и нагромождениями. Я внимательно всматривался в лица матросов. И каждый из них, когда наши глаза встречались, склонял голову в знак послушания моей ещё не высказанной воле.

Я перешёл в капитанскую рубку и присел в углу на тот самый стул, на котором ещё вчера восседал старик.

В голове отчаянно пульсировала кровь. Необходимо было сосредоточиться и обдумать моё новое положение и тактику общения с командой.

«Переубеждать их нет никакого смысла. Единственное, что могло бы убедить команду, это присутствие старика, но его нет!» Я вспомнил, как старикан смотрел на меня, когда вместе с матросами я покидал капитанскую рубку, исполняя его же приказ о немедленном отбое. Мне тогда показалось, что он глазами умолял меня остаться, словно говорил: «Стой же, я ещё не нагляделся на тебя! Побудь рядом…» Но я вышел, и старик не остановил меня.

– Господин Огюст, фарватер, предложенный вами вчера, слишком сложен даже для такого маневренного судна, как наше. Мы правим на шлейф, где мелководные каменистые пороги могут повредить корпус и создать нам определённые трудности. Прикажете не менять курс?

«Зачем он это сделал? – подумал я, понимая, что решение о порожистом фарватере было принято стариком осознанно. – Этой ночью закончилось его время, он успел передать мне права на собственную жизнь, но, похоже, не успел вложить в своё таинственное послесловие самое главное – желание жить!

– Нет, кэп, мы меняем курс на обратный. Возвращаемся в порт! – объявил я как можно более твёрдым голосом.

Предупреждая лишние вопросы и, не дай бог, возражения, я вышел из капитанской рубки, «вельможно» указав кэпу на штурвал, а рыжему верзиле на румпель.

Начался прилив, движение воды увеличило без того предельную скорость хода. Через три с половиной часа перед нами забрезжил тонкий горизонтальный силуэт берега. Ещё через час мы вошли в гавань Сан-Педро и причалили к пирсу набережной. Как только швартовый канат был наброшен на оголовок кнехта, я поспешил на берег.

Часть 6. Катрин

Представьте изумление, которое мне довелось испытать на берегу, как только я вышел на набережную. Вместо крикливого и суматошного туристического Сан-Педро моих родных 90-х годов, передо мной, как в сферическом кинозале, предстал портовый городок давно ушедшего времени…

Чопорные особняки, мелкие киоски и журнальные тумбы, экипажи и фасоны платьев горожан походили на бытовые зарисовки первого десятилетия двадцатого века. Высокие жёсткие воротники, широкие шляпы и причёски в стиле девушек Гибсона, худые, спортивные силуэты и однобортные костюмы мужчин – всё это давным-давно вышло из моды и многократно забыто ею. Однако визуальная реконструкция быта столетней давности была выполнена весьма убедительно. «Наверное, – подумал я, – за время моего плавания в городе что-то изменилось, и на набережной прямо сейчас снимается какой-то исторический фильм».

Вдруг за моей спиной раздался хрупкий, как полевой колокольчик, девичий голосок: