Любви хрустальный колокольчик

Все, кажется, уснул. И дрожать перестал, помогло обтирание, да и вторая чашка глинтвейна, надо думать, свое дело сделала. Бог даст, все обойдется и он не разболеется. Ну надо же, трусы не давал снять, стеснялся, бедняга, впрочем, с этим-то как раз все понятно. Но вот то, что творится со мной, мне непонятно вовсе. Хорошо, если он ничего не заметил, а то ведь и со стыда можно сгореть, попробуй докажи потом, что ничего не хотела! Непонятно, почему этакое со мной происходит и почему именно сейчас, ведь никогда же ничего подобного не испытывала. Вот старая перечница, и чего это меня так разобрало, не понимаю? Рефлексы, физиология — это более-менее ясно, но почему столько лет они спали и вдруг проснулись при виде этого мальчика? Просто уму непостижимо, так не должно быть. А интересно, можно ли настолько контролировать свое тело, чтобы ничего подобного не ощущать? Ладно, хватит сокрушаться, уже три часа ночи, давно пора спать, пойду посмотрю, как он там, и на боковую. Утром зайду к Светке, попрошу его посмотреть, она ведь врач, а то мало ли что.

— Только этого мне и не хватало! Свет, а ты уверена? Извини, сама не знаю, что говорю. Но для меня это такие проблемы, ты себе просто не представляешь. Да нет, подушка-то как раз ерунда, сейчас принесу. И что, ему совсем вставать нельзя? Ну, есть, пить я ему подам, с этим проблем нет, а вот в туалет-то ему как? Тебе бы только насмешничать. Да это нам с тобой понятно, Свет, а у него характер жуть, просто порох какой-то! И сколько ему так лежать? Три дня?! Да я с ума сойду за эти три дня. Ты заходи почаще, ладно, потом сочтемся. А может, все-таки его лучше в больницу? Не лучше? Да нет, я как раз о нем беспокоюсь. Светка! Да ты просто с ума сошла! Как ты могла такое обо мне подумать?! Он совсем еще мальчик. Чему не помеха? Нет, право, Свет, ты переходишь все границы!

— Саша, ты что, хочешь сказать, что я нарочно все это придумала? Ах нет? Вот и ладно, главное, что ты ведь хочешь обойтись без всяких осложнений и поскорее встать на ноги? Значит, надо вылежать положенное время. Да, Света моя соседка, но это совсем не мешает ей быть хорошим врачом. Но если ты ни ей, ни мне не доверяешь, то давай положим тебя в больницу. Доверяешь? Ну хорошо, ты мне вот что тогда скажи, что с тобой, собственно, вчера произошло? Кто так с тобой обошелся? Ах, несчастный случай. Ничего себе! Тебе лучше знать, что с тобой на самом деле произошло, я не собираюсь тебя допрашивать, ты человек взрослый, полагаю, знаешь, что делаешь. Но позволь дать тебе совет на будущее: Москва — город отнюдь не безопасный, и не стоит по нему без особой нужды поздно разгуливать.

Как же я устала с этим Сашей — любой пустяк превращает в проблему, ну и характер! У меня сложилось впечатление, что любое мое прикосновение его раздражает, ладно, хоть терпит молча. А вот со Светкой он неожиданно разговорился, подшучивает даже над ней. Мне показалось, он ей весьма понравился, а это совсем даже неплохо. Она всего на два года его старше, это сущая ерунда. Оба молоды, свободны, чего еще желать? Кто знает, может быть, это судьба?

Наконец-то Саша стал ходить, уф-ф, как гора с плеч. Со мной он как-то странно себя ведет. С одной стороны, стал больше разговаривать, нет былой надменности, но с другой — смотрит так, словно я его личный враг. Не может же быть, чтобы он все еще обижался из-за тех несчастных рубашек. Я ведь выстирала всю его одежду, в которой он был, когда его избили, так что вполне себя реабилитировала.

* * *

Тьфу! Ну надо же так опростоволоситься! Я легла сегодня довольно рано и почти тут же уснула. Проснулась от непонятного звука — словно где-то скулил щенок. Пошла на этот звук, а это Саша у себя в комнате — спит, во сне плачет. Вспомнила, как Зина, его мать, жаловалась мне на его ночные кошмары. Потрясла его за плечо, но он не проснулся, только еще жалобнее заскулил. Решила перевернуть его на другой бок, по опыту знаю, это лучше всего помогает. Стала переворачивать, а он проснулся, резко сел в кровати, зажег бра и на меня уставился. Только я открыла рот, чтобы объяснить ему, почему я здесь нахожусь, он вдруг выдает:

— Что вы здесь делаете, Евгения Михайловна? Да еще в таком виде?!

Я глянула на себя в растерянности — халат второпях я не надела, ночная рубашка короткая и почти прозрачная. Смутилась, естественно. А он продолжает все тем же издевательским тоном:

— Я давно понял, что нравлюсь вам, так что можете не краснеть, но все-таки никак не ожидал, что вы будете сами себя предлагать. Вы мне показались женщиной гордой, во всяком случае поначалу.

Не знаю, как я не умерла на месте от его слов. Мне стало так худо, что я повернулась и молча, как последняя дурочка, пошла к себе. Хорошо еще, что хватило сил обернуться на пороге.

— Ты плакал во сне, поэтому, и только поэтому я пришла. Извини, если оскорбила твою стыдливость, но за свою нравственность можешь не опасаться.