Любви тернистый путь

— Этот ваш заказчик не такой уж умный, как я думала, — Миген скорчила гримасу, — если считает, что убитая жертва останется в реке на том же самом месте, где вы утопите и будете ждать, пока ее найдут! Мое исчезновение можно легко объяснить: меня смыло в океан!

Присыпанный скосил глаза-изюминки, явно благоговея перед сообразительностью Миген, и не заметил, как она резко изменилась за одну-две минуты.

— А теперь, — решительно продолжила пленница, — я хочу, чтобы вы оставили меня здесь. Поезжайте к реке Делавэр или возвращайтесь обратно, а когда ваш друг проснется, скажете ему, что он все проспал.

— Но вам это не поможет. Что вы будете делать здесь без лошади? Ночью…

Глаза Миген загадочно блестели в темноте.

— Обо мне не беспокойтесь.

— Он ни за что не поверит мне. Он знает, что я не мог бы…

— А вы скажите, что бутылка придала вам храбрости…

Или я свела вас с ума… Да и не будет он задумываться, если получит деньги! К тому же никогда не поверит, что такая хрупкая девушка, как я, смогла пережить в лесу целую ночь.

Присыпанный выглянул наружу, чтобы отдать приказ кучеру, но при последних словах Миген оглянулся через мясистое плечо.

— Да и я тоже так думаю, — сказал он, — что не сможете!

По-моему, вы просто сумасшедшая. Но в конце концов, речь идет не о чьей-то, а о вашей жизни…

— Прекрасно сказано, сэр, — проговорила Миген.

* * *

Был уже поздний вечер. Светящиеся серебряные облака то прятали, то открывали луну, а огненный водопад фейерверка освещал небо, завершая празднества. К десяти часам улицы обычно бывали пустынны, но сегодня жизнь на них продолжала кипеть, будто все понимали, что участвуют в неповторимом празднике.

Лайон возвращался домой из особняка Бингхэмов, отправив Джошуа одного на почтовой карете. Он страстно хотел увидеть Миген и сообщить ей новость, которая изменит их жизнь. Но ощущал и необходимость сначала остаться наедине со своими мыслями, обдумать события сегодняшнего, дня и их значение для будущего.

Банкет в таверне «Сити» был изобильным, атмосфера — веселой. Поднимали четырнадцать тостов, и каждый последующий был длиннее и оптимистичнее предыдущего. Лайон и Присцилла сидели рядом с Бингхэмами, и Лайон был удивлен, насколько изменилось его отношение к обеим женщинам. Присцилла пила много, не ощущая больше необходимости исполнять в его глазах какую-то роль. Девушка была, как обычно, банальна и ребячлива, но Лайон стал терпимее, чувствуя себя скорее ее старшим братом.

После третьего бокала вина Присцилла вовлекла Энн в разговор. Она уже коротко рассказала ей о своих планах выйти замуж за Маркуса. Между ними начался жаркий спор, который был немедленно прерван появлением в комнате Уильяма, и женщины ограничились лишь краткими любезностями. Присцилла, однако, продолжала излагать свои взгляды на причины такого решения. Лайон хладнокровно и спокойно поддержал ее, и Энн в конечном счете пошла на мировую с ними обоими. Миссис Бингхэм утверждала, что хочет для Присциллы самого лучшего и что все ее поступки и слова мотивировались только этим.

Лайон в этом очень и очень сомневался, но, по его мнению, наступило время всеобщего перемирия. Более того, он меньше всего хотел, чтобы Энн Бингхэм сердилась на него и на Миген.

Окна в доме на Пейн-стрит были темные. Горела лишь свеча, как обычно зажженная у входа.

Прогулка по нескольким кварталам лишь разогрела желание Лайона поскорее увидеть Миген. «Если ее расстроило, что я провел так много времени с Присциллой, — думал он, — то как же Миген обрадуется принесенной мною новости». Казалось, что с того утра, когда Лайон подарил ей рубиновый браслет, прошел целый год. Она тогда плакала, и Лайон понимал причину ее слез. Но в тот момент решил не говорить любимой о своих намерениях. Пока окончательно не разорвет с Присциллой. Теперь страданиям Лайона пришел конец, ибо наступило время предложить Миген занять то достойное положение в его жизни, к которому они оба так стремились.

Хэмпшир чувствовал, как с него упал тяжкий груз.

…Помывшись холодной водой, Лайон надел чистые бриджи и хрустящую рубашку с открытым воротом. И тут увидел на туалетном столике вазу. Каждый день в ней был букет, отражающий настроение Миген. Но такой был впервые. Лайон улыбаясь взглянул на керамического льва и потянулся к вазе, чтобы лучше рассмотреть таинственные цветы.

Медленно, по мере того как приходило понимание, улыбка блекла на его загорелом лице, мышцы напряглись и разгорелись, как расплавленная сталь. «Эти цветы, — подумал Лайон, — появятся в саду только в конце мая или в июне. И достать их было не так легко».

В вазе стояли синие, как его глаза, незабудки.

* * *

Закрыв глаза, Джордж Вашингтон откинулся на обитый диванчик. Начался легкий дождь, разрисовывающий узоры на окнах кареты, и только что взошедшее солнце пыталось пробиться сквозь пелену серых туч.