Любви все роботы покорны

– Примитивно, на мой взгляд, – возразил Яр и попытался втолковать про Любовь.

– Примитивно – это у вас там, – ткнула Данка пальцем в небо, – сексодром. Какая любовь? Оргазм и базовые инстинкты. Я сегодня утром со «Столба» чуть не сорвалась: кончать, как из пулемета, начала – ни с того ни сего.

– Вообще-то передача должна рассеиваться, – удивился Яр. – Целевой эффект – общий позитив, удовлетворенность и наслаждение жизнью. Дистанционный резонанс с эмпатом – очень редкое явление. Повезло.

– Повезло – что жива осталась! А потом вдруг упасть захотелось. И сейчас, когда шли ледопад, я слышала испуг, – девчонка посмотрела, слегка прищурившись, – и азарт, и эйфорию. Твои?

На этот раз стушевался сам Яр.

Темные глаза напротив – глубокие горные ущелья. Сорваться в штопор, презрев страховки, разбиться, отключив защитный кокон. С языка рвалось банальное «мы созданы друг для друга» – поэтому Яр ничего не стал говорить.

Данка озадаченно нахмурилась, вдруг стала предельно серьезной.

– Есть предание – осенью все птицы улетают в небесный сад. Птичий Ирий. А все змеи спускаются зимовать в бездонную яму. Это Ирий Змей. Одним дано летать в облаках, другим – цепляться за камни.

Чушь, девочка, какая это чушь! Ирий – один для всех, и он – внутри. Надо лишь открыться…

Он овладел ею прямо на снегу. Лед и холод только питали пламя. Она по-змеиному выскользнула из одежд, он опустился на колени, привлек ее за талию, опустил, проникая, себе на бедра. Сильные, шершавые пальцы впились в его плечи. Его теплые ладони легли на ее ягодицы.

Лицом к лицу, в облаке горячего дыхания. Он коснулся ее эмоций, дрожа от предвкушения. Страсти нет – только интерес. Иногда и меньшей искры достаточно для пожара.

Он приподнял ее на одних кистях, медленно, нежно опустил, как нечто бесценное и хрупкое. Как Любовь. Такую, как всегда.

Все, как всегда? Монотонное вверх-вниз?

Вверх-вниз. Два Ирия. Десять-пятнадцать мучительных минут.

Только интерес. Легкий муар грусти. Когда нет отклика, остаются нелепые телодвижения. Он понял, что не сможет. Фрикции – это не Ирий.

Она поднялась, он не стал ее удерживать. Села рядом, подстелив его непромокаемый комбинезон, подняла валяющийся ледоруб и начала бесцельно ковырять снег.

– Рубить меня не собираешься? – смущенно пошутил он.

– Нет, – робко улыбнулась она. – Я – слабая. Будет лучше, если каждый вернется в Свой Ирий.

Но Яр сомневался, что хочет так высоко вверх.

Где цена жизни измеряется годами, а не секундами и метрами. Где инстинкты – базовые.

И главное – здесь у него была своя, почти неприступная, темноглазая вершина. Непокоренная. Пока.

Владимир Марышев Настанет день…

Смена подходила к концу. Герман сидел в прозрачной яйцевидной кабине и следил за светящейся шкалой, по которой лениво перемещалась тонкая красная полоска. Время от времени она начинала дергаться, порываясь выскочить за пределы безопасной зоны. Тут-то и полагалось вмешаться оператору – нажимая нужные кнопки, он должен был восстановить равновесие процесса.

Вот только какого процесса? Об этом Герман, несмотря на всю свою ученость, мог только догадываться. Гигантская автоматическая линия, переналаживаясь, выпускала сотни видов самой разной продукции. Что производить в данный момент? Это решал суперкомпьютер, до тонкостей знающий рыночную конъюнктуру. Он никогда не ошибался – так стоило ли операторам забивать себе голову чужими проблемами?

Но у Германа была особенная голова. Слишком уж часто в ней роились вопросы, над которыми большинство жителей мегаполиса даже не задумывалась. Шесть часов скучной, зато не пыльной работы, за которую очень недурно платили… Девяносто девять из ста посчитают, что лучшего и желать нельзя! Но был ли смысл в таком дежурстве? Что, умница компьютер не мог уследить за ничтожной красной полоской? А зачем нужны тысячи людей на заводе-автомате? Надзирать за работой машин?

«Хотелось бы верить, – думал Герман. – Но я же сам не знаю, что именно контролирую! И контролирую ли вообще… Неужели меня посадили в эту кабину только потому, что не знали, куда деть? Заставили валять дурака, лишь бы не подумал, будто зря ем свой хлеб?»

…5, 4, 3… Наконец на большом табло под самым потолком цеха вспыхнул ярко-оранжевый ноль. Герман поднялся, пожал руку подошедшему сменщику и вышел из кабины. Пройдя через многочисленные двери, он влился в толпу, текущую к выходу.

Магнитопоезд-автомат плавно притормозил у платформы. Пузатые светло-голубые вагоны втянули толпу без остатка, и состав, набирая скорость, помчался вперед. За окнами проплывали огромные металлические конструкции, сложные переплетения труб, нагромождения разноцветных резервуаров… Могло показаться, что этот индустриальный пейзаж будет тянуться вечно. Но Герман знал: уже минут через пять, нырнув под высоченную решетчатую арку, поезд остановится возле «сот». Это была группа причудливых лимонно-желтых зданий, образованных из шестиугольных ячеек. Начало жилой зоны…