Любви все возрасты покорны (СИ)

Встречаются двое уже немолодых людей, между ними возникает, казалось бы, полное взаимопонимание во всех отношениях. Оба умеют идти на компромисс, никто не пытается подчинить себе другого. Финансовые и сексуальные проблемы, вообще, отсутствуют. Тогда, что? Что, может стать причиной их расставания? Его безумная ревность? У Аннушки, которая умела и любить, и понимать, и прощать, должна быть на это какая-то более серьезная причина.

Стас вышел на балкон. Под ним простирался миллионами огней ночной Париж. Эйфелева башня сверкала во всем своем великолепии. Ночь была тихой и обворожительной, в черном небе

висела круглая луна. Полнолунье, — подумал Стас, самое время

выходить на прямую связь. Так он называл время медитации.

Утром Оболенский проснулся с совершенно ясным решением — срочно встретиться с Олесей, дочерью Анны. К счастью, в его мобильнике был номер ее телефона в Париже. Ему ответил молодой женский голос.

— Добрый день, — сказал он по-русски, — Оболенский побеспокоил. Могу я услышать Олесю?

— Добрый день, Станислав Георгиевич, — ответили ему с другого конца телефона, — я вас слушаю.

— Олеся, если вы знаете мое имя, стало быть, мне не надо объяснять, кто я такой и откуда?

— Не надо, — ответила Олеся, — мама о вас рассказывала.

— Олесенька, я в Париже. Могу я просить вас о встрече со мной?

— Без проблем, сегодня у меня выходной, подъезжайте.

Они договорились о встрече и через некоторое время, Стас сидел у нее дома. Олеся внешне мало походила на маму, но это была ее дочь. В движениях, в улыбке, в спокойном разговоре.

— Олеся, я очень надеюсь на вашу помощь, — сказал Стас.

— На помощь? — удивилась молодая женщина. — В чем?

— Вы, наверное, в курсе, что несколько месяцев мы жили с вашей мамой вместе. Скажите, что мама рассказывала обо мне?

— Да много, что рассказывала. Факты вашей биографии, что долгое время вы жили один, что ваш сын тоже живет в Париже.

— А что она говорила обо мне, как о человеке? — поинтересовался Оболенский.

— Знаете, Станислав Георгиевич, я могу сказать вам только одно — ничего плохого она о вас не говорила, только хорошее.

— Ну, а о причине нашей ссоры?

— Так, в общем, в двух словах, что вы приревновали ее, наговорили много неприятного и все.

Тогда Стас во всех подробностях описал Олесе события того рокового дня.

— Я никак не могу понять, — сказал он, — почему ваша мама, так спокойно отнеслась к нашему разрыву? Ведь она любила меня и, как мне казалось, очень любила.

— Она и сейчас вас любит, я не сомневаюсь, — ответила молодая женщина. — А меня вот, какой вопрос интересует, — почему, если вы, как мама говорила, экстрасенс и, чуть ли, не ясновидящий, поверили клевете?

— Знаешь, Олеся, когда бог хочет наказать, он отбирает у человека разум. Мои мозги просто помутились, наверное.

— Моей маме, как-то на мужчин в жизни не везло. Это бывает. И когда она встретила вас, то не могла поверить в свое счастье. Мне кажется, что она все время ждала какого-то подвоха. Мама мне говорила, что у вас с ней все складывается слишком хорошо и гладко, а так в жизни не бывает. Потому, что так не может быть никогда.

Они еще долго разговаривали с Олесей о матери. Стас пригласил ее с мужем в русский ресторан, которым владел его сын. В дальнейшем, Анечкина дочь с мужем очень подружились с семьей Юры.

Вернувшись в отель, Оболенский вышел на балкон и закурил. Так, вот в чем дело, — думал Стас. Значит, у Анюты в подсознании сидела мысль, что вся эта идиллия скоро кончится и она, внутренне, готовила себя к этому. Но, как известно, мысль материальна. Сама, того не подозревая, Кнопочка спрограммировала ситуацию.

Так, — думал Стас, теперь надо решить, что делать, чтобы все исправить. Он набрал номер телефона Шуры, ответила Люсьена.

— Стасюля! Привет, дорогой! Ну, как ты там? Когда тебя ждать домой? — поинтересовалась она.

— Спасибо, хреново, — ответил Стас. — Буду, наверное, дней через десять, не раньше.

— Ой, в Париже и хреново, что так?

— Да понимаешь, выхожу ночью на балкон, внизу Париж, в небе луна, а мне на эту луну волком выть хочется. Хочу домой, хочу поесть Анюткиных беляшиков, нашей рыбки и прижаться к любимой попке своей Кнопочки. Кстати, она у тебя так и не появлялась, не звонила?

— Да как тебе сказать, — ответила Люся, — вообще-то, мы недавно с ней встретились в магазине, и я затащила ее к нам. Часа три сидели, болтали.

— О чем?

— Ну, о чем мы можем с твоей Кнопочкой болтать? О ней, о тебе, конечно, о вас.

— Люся, — взмолился Стас, — не томи, что она говорит обо мне?

— Ой, Господи! Я ей поклялась, что ничего тебе рассказывать не буду.

— Люсенька, милая, ну по-родственному, — простонал Оболенский, — она вспоминает меня? Скучает, хоть немного?

— Кстати, а почему ты ей сам не позвонишь?

— А что я ей могу сказать? Банальное: "Я тебя люблю!". Я ей, между прочим, сразу из Испании звонил. Из Лондона два раза, так она трубку бросает.